Интервью | Вопрос $700 млрд. Скоро мы представим инвесторам фонд или банк развития — Ростислав Шурма

Заместитель главы Офиса президента Ростислав Шурма курирует на Банковой экономическое направление, в частности продвигает идею фундаментальной налоговой реформы, которая, по замыслу, должна уменьшить налоги и вывести бизнес из тени.  

Хотя еще весной 2021 года он категорически не хотел на госслужбу и согласился стать только советником Офиса президента, рассказывает в интервью LIGA.net сам Шурма. Но за полгода сотрудничества "изменились внутренние убеждения", поэтому работа в ОП стала постоянной.  

Выходец из частного сектора и сын нардепа двух созывов Игоря Шурмы, Ростислав Шурма уже в 20 лет работал на Procter & Gamble, в 24 был финансовым директором Макеевского металлургического завода, а в 29 — гендиректор Запорожстали.  

Стремительный старт своей карьеры он объясняет высокой мотивацией и двумя факультетами Киево-Могилянской академии.  

Однако частного сектора для Шурмы оказалось мало, поэтому транзитом через Партию регионов и Оппозиционный блок он получил должность замглавы ОП, куратора экономического блока.

Но уже через три месяца после назначения началась полномасштабная война, и экономика Украины оказалась в принципиально других условиях.  

О послевоенном восстановлении, привлечении сотен миллиардов долларов инвестиций, коммунальных тарифах и, конечно, о налоговой реформе — в интервью Ростислава Шурмы.  

Один из важнейших вопросов сегодня — восстановление Украины. Об этом очень много говорят: у нас есть Лугано-1, Лугано-2, созданы Фонд восстановления, Агентство восстановления, Нацсовет восстановления, есть донорская платформа в ЕС. Нарисуйте схему, как это должно работать и как это работает?

Разложим по полочкам. Есть принципиально разные источники для восстановления.

Первое — международные правительственные средства. Второе — потенциальные репарации и конфискации. Третье — так называемый концессионный капитал, то есть капитал международных финансовых организаций, который не совсем правительственный, но его нельзя назвать полностью коммерческим. Например, ЕБРР, Всемирный банк и т.д. И четвертое — это частный капитал.

Также у нас есть разные типы проектов. У нас есть исключительно социальные проекты, где надо отстроить гуманитарную сферу: школы, садики, больницы.

Есть ключевые инфраструктурные проекты, которые традиционно находятся в государственной собственности, но где-то в мире это бизнес, а где-то нет. К примеру, дороги, какая-то базовая энергетическая инфраструктура.

И третье — это чисто частные проекты, где восстановление происходит на рыночных условиях, когда инвестор вкладывает средства и получает прибыль. Это первая вводная.

Второе. Говорить, что у нас будет какой-нибудь единственный котел, единый канал, невозможно и неправильно. Это нормально, что у нас разные каналы, такая матрица, которая со стороны может казаться каким-то хаосом. Но это не так.

Предлагаю сфокусироваться на самом большом и самом важном — это как раз не правительственный капитал и не правительственные средства, а частный капитал и частные проекты. Потому что если мы посмотрим на структуру разрушенного имущества, то 80% из $700-750 млрд, которые нужно инвестировать в Украину, — это частные проекты.

С другой стороны, мы должны понимать, что не получим государственной помощи на $700 млрд. Бюджетный и концессионный капитал от наших партнеров будет носить ограниченный характер. Это будут десятки миллиардов долларов, но точно не сотни.

Поэтому наша задача — построить такую модель, чтобы мы к этому государственному и концессионному капиталу получили максимальный мультипликатор, максимальное привлечение частного капитала.

Вы правильно говорите, что Украина создает инфраструктуру, чтобы перерабатывать международную финансовую помощь, и создает отдельные институты. Они будут направлять ее в те сферы, где невозможен частный капитал: восстановление школ, садиков, мостов и т.п.

А для всего, где можно делать цивилизованный западный бизнес, мы будем пытаться создавать все условия, чтобы заходил большой частный капитал.

Мы сейчас с вами говорим, что нужно сделать и что будет. А любопытно, что уже есть? Вот я вижу 35 млрд грн в бюджете на Фонд восстановления, 1 млрд евро от ЕС и вроде бы все.

Есть структура наших потребностей. Базовая — чтобы наше государство продолжило функционировать. Это не восстановление, это чтобы выплачивались пенсии, зарплаты. Второе — быстрое восстановление, третье — это масштабное восстановление.

И по мере того, как мы будем двигаться к победе, у нас фокус будет смещаться с первого к третьему. Сегодня мы находимся в ситуации, когда эти крупные частные инвестиции практически невозможны, потому что ни один крупный финансовый институт, корпорация не готовы прямо сегодня брать на себя эти риски.

Что касается быстрого восстановления, мы получаем только какие-то первые средства, вы правильно говорите о первом миллиарде, декларации о миллиардах или сотнях миллионов от отдельных институтов для того, чтобы латать самые большие дыры. Выделяем также денежные средства из резервного фонда.

Но основной фокус — на функционировании государства. Мы не можем с нашими партнерами говорить: "Дайте десятки миллиардов сюда и еще десятки миллиардов сюда". Мы расставляем приоритеты.

Когда говорим о восстановлении, приоритеты таковы: школы, садики, дорожная инфраструктура, энергетическая, базовая гуманитарная сфера. Есть разные критические точки в регионах, где правительство принимает решения, что является самой острой потребностью.

Если говорить о долгосрочном восстановлении и о том, что пока крупные компании не рискуют заходить сюда. Одна из причин — страхование. Мне говорили в Минэкономики, что Всемирный банк готов гарантировать $2 млрд на страхование. Сколько может гарантировать правительство и другие партнеры?

Министерство экономики действительно провело большую работу по привлечению первых пилотных проектов с MIGA (агентство Всемирного банка. — Ред.), чтобы открыть первые миллиарды на страхование.

Но страхование не является единственной проблемой, здесь более широкий вопрос, связанный в целом с окончанием войны и вообще со стабильностью, с гарантиями безопасности уже после войны. Лучшей гарантией безопасности является НАТО, и это один из приоритетов, куда нам нужно двигаться.

Пока нет четких гарантий безопасности, страхование военных рисков является одним из ключевых финансовых инструментов, на которые мы будем делать основной упор.

Второй инструмент — лимит экспортно-кредитных агентств. То, что мы восстанавливаем, будет иметь две составляющие:

• техническое оборудование. Неважно, что вы строите, — завод, электростанцию — преимущественно это будет западное первоклассное оборудование. И по всему миру это оборудование финансируется экспортно-кредитными агентствами, и эти лимиты на Украину нужно будет открыть;
• также это доступ частного капитала, доступ крупных фондов, коммерческих банков, инвестфондов, то есть больших пулов денег. Потому что там находятся триллионы долларов, которые должны стать основным источником восстановления.

Вопрос состоит в том, что мы как государство должны сделать, чтобы эти средства пришли сюда.

А должны сделать мы две принципиальные вещи:

• первое. Принципиальные структурные реформы, прежде всего в части верховенства права и антикоррупции. Это абсолютная безусловная вещь. Также это привлекательность ведения бизнеса: дерегуляция, простота и прозрачность, привлекательность налоговой системы;
• второе. Мы должны дать какой-то базовый канал финансирования этих проектов. Именно поэтому мы сейчас работаем с нашими международными партнерами — BlackRock и JP Morgan — над формированием банка развития или фонда развития, которые станут первым локомотивом инвестиций в первые десятки-сотни проектов и помогут открыть Украину для всего мирового бизнеса.

Как это все будет работать, я расскажу немного позже. Только скажу, что этот инструмент на финальной стадии, и в ближайшие месяцы он будет представлен сотням инвесторов со всего мира и в Украине.

А этот фонд или банк будет гарантировать страхование?

Смысл состоит в том, что этот фонд обеспечит прозрачность и безопасность для десятков и сотен проектов, и как часть пакетного решения будут предлагаться и проекты с экспортно-кредитными агентствами, и продукты страхования.

Вот есть проект, который будет частично финансировать этот фонд (развития. — Ред.). Кроме того, что он будет давать определенную инвестицию в конкретный проект в размере 10-20-30-40%, он будет давать еще и сопутствующий продукт в виде покупки оборудования и страхования военного риска.

Не так давно вы стали членом наблюдательного совета Нафтогаза. По вашему мнению, какие сейчас главные задачи у компании?

Надо бить все на горизонты. Короткий горизонт, то есть период войны — это сохранить компанию, сохранить поставки газа и нефтепродуктов всем гражданам и промышленному сектору.

Среднесрочную задачу, если брать и Укрнафту тоже, можно выделить одну — увеличение добычи газа и нефти. С одной стороны, это энергетическая безопасность государства, потому что мы являемся нетто-импортером, а у Украины есть весь природный потенциал, чтобы полностью себя обеспечивать как газом, так и в большей части нефтью и нефтепродуктами.

Второе — это сама экономика, потому что львиная доля маржи в этих сегментах в добыче.

А как компания может стать крайне прибыльной, если она фактически субсидирует все население, потому что коммунальные тарифы у нас заморожены? Вот глава НКРЭКУ сказал, что тарифы, возможно, таки нужно повысить. Это очень болезненная тема для власти и очень непопулярный шаг, и хотя об этом постоянно говорят, то коронавирус, то война — в итоге вопросы тарифов откладывают.

Действительно, когда есть война и людям и так тяжело, принимать решения о повышении тарифов — сложное решение прежде всего в отношении наших 40 млн граждан.

Второе, мы действительно думаем о проблеме субсидирования и системной убыточности, отсутствии стимулов для увеличения и производства электроэнергии, и добычи газа.

Поэтому сейчас нарабатывается несколько различных механизмов, как решить эти проблемы. Думаю, в течение месяца-двух мы выйдем с правительством с предложениями, видением этой системы. Есть разные варианты.

Есть вариант и полноценной монетизации субсидий, когда люди платят справедливую цену, но получают компенсацию от государства. В конце концов, это решение государства — помогать гражданам, которые не могут платить справедливую цену, но это не автоматически дешевая цена для всех.

Об этом очень много и давно говорят. Потому что какая-то бабушка платит за 50 кВт-ч по дешевому тарифу, и кто-то в доме в Конча-Заспе платит за 500 кВт-ч по такому же тарифу.

Совершенно верно. Собственно, в таком контексте мы рассматриваем эту проблематику, и, я думаю, в ближайшее время будут предложения реформировать эту систему. Это первая составляющая.

Вторая составляющая — это то, что современные IT-технологии дают большое количество адресных, целевых решений через прямые адресные субсидии нуждающимся гражданам.

В ближайшие месяцы будет доработано решение, но основные вводные должны быть такими: рядовые граждане, нуждающиеся в помощи, не должны пострадать, государство должно адресно им помогать.

Те, кто может платить, должны платить, и компании должны продавать свои продукты по справедливой цене и иметь стимул для наращивания производства электроэнергии, добычи газа и нефти.

Недавно вы внесли законопроект об упрощении строительства и восстановления, чтобы можно было изменить целевое назначение земли. Зачем это нужно? И, вспоминая земельную реформу, не боитесь ли вы обвинений, что "распродадут землю"?

Вернемся к восстановлению. Допустим, что нам удалось привлечь сотни миллиардов инвестиций, компании готовы строить все, новые металлургические комбинаты, молокозаводы и т.д. Во что в первую очередь они упираются?

В три вещи. Где это строить? Как получить подключение к сетям? И как получить нужные разрешения?

На первом шаге сталкиваемся с целевым назначением земли. У нас участков, чтобы построить завод, — по пальцам двух рук сосчитать, и сложная процедура отвода. И столько же участков у частных владельцев, которые не могут сложить им цену.

Соответственно, инвесторы сразу в это упираются, и у них исчезает желание что-то строить в Украине. Мы хотим разрешить этому инвестору строить предприятие практически на любом земельном участке.

Для государства это не проблема. Любой гектар земли, используемый в индустрии, энергетике, логистике, строительстве, дает по меньшей мере в сто раз больше ВВП, чем в сельском хозяйстве. И налогов, и рабочих мест.

Второе. Дай бог нам удастся большое восстановление, но даже при темпах выше восстановления в послевоенной Германии и Японии, при самом оптимистическом сценарии под это будет задействовано менее 1% украинских земель.

Также есть элемент коррупции, потому что земли и сейчас меняют целевое назначение с сельскохозяйственного на другое, но это занимает около 12 месяцев и требует взяток. Именно это мы и хотим изменить.

Как?

Сегодня вам нужно пройти около 20 разных инстанций, согласований, разрешений. А будет полностью диджитализированная процедура, в цифровом виде подается заявка и в автоматическом формате принимается решение (об изменении целевого назначения. — Ред.).

Что касается налоговой реформы. Кто ваши главные союзники? И конкретно: есть ли у вас какие-либо проблемы с профильным комитетом Рады и его главой Даниилом Гетманцевым?

Идею фундаментальной перезагрузки налоговой системы разделяет фактически и каждый бизнесмен, и каждый гражданин. Вопрос, в каком виде это должно быть.

Есть концепция, разработанная нашей командой, исходя из нашего опыта, который был, в частности, и в бизнесе. Достичь нужно трех основных критериев.

Первый. Дать конкурентные налоговые правила для бизнеса в сравнении с другими государствами. С Польшей, Венгрией, Болгарией, Швейцарией.

Второе. Мы должны преодолеть коррупцию в налоговой сфере. Преодолеть ее силовыми и фискальными методами, как мы убедились за 30 лет, невозможно. Потому что вся эта инфраструктура интегрирована в эти схемы по оптимизации налогов. Поэтому единственный способ преодолеть коррупцию — экономические методы.

Это сделает стоимость уплаты налогов не намного больше, чем стоимость этих схем, которые массово использует бизнес, и которые прикрывает вся эта инфраструктура, в том числе фискальная.

Как следствие этого — сформировать привычку уплаты налогов в Украине. Сегодня, к сожалению, у рядового предпринимателя такой привычки нет. И, наверное, закономерно, что ее нет.

И третье. Создать налоговые стимулы для восстановления экономики, восстановления бизнеса.

Предлагаемые проценты нарушают нормативы ЕС о ставке 15% НДС. Также Украина присоединилась к инициативе G20 по корпоративному налогу в размере не менее 15%. Создается впечатление, что вы предлагаете создать некий офшор в крупнейшей стране Европы.

Извините, но это совсем не так. Это совершенно некорректная интерпретация и некорректный фактаж. Во-первых, наша модель не предполагает увеличения дефицита бюджета.

Хотелось бы увидеть конкретную модель, расчеты, за счет чего поступления сохранятся. 

Расчеты эти есть и есть временные компенсаторы на период военного положения. Во-первых, за счет ограничения обращения наличных; во-вторых, за счет транзакционного налога, которые перекроют все сокращения доходной части.

Откуда возьмутся деньги? Это средства, которые сегодня уходят на оплату услуг оптимизаторов, они пойдут в бюджет. И эта модель есть.

Второе, что касается стандартов ЕС и OECD. В ЕС действительно есть директива, устанавливающая базовую минимальную ставку в 15%, но предусматривающая огромное количество исключений. Если мы посмотрим на эффективную ставку НДС в странах ЕС, нет ни одной страны с эффективной ставкой более 13%. Средняя — около 9%.

Поэтому или мы устанавливаем базовую ставку на уровне 15% и для большинства товаров устанавливаем льготную ставку...

Рассматриваете такой вариант?

Рассматриваем. Мы считаем, что лучше действовать честно и прозрачно и оставлять минимальную дискрецию, чтобы было минимум возможностей для оптимизации. Но если это будет компромисс, мы действительно пойдем на это, чтобы ничего не нарушать.

И что касается принципов OECD, это действительно так (есть соглашение о минимум 15% налога на прибыль. — Ред.), но если мы возьмем огромное количество развитых стран, мы видим, что есть временные исключения: Швейцария, Болгария, Венгрия, Ирландия.

Это все развитые страны, в том числе и члены ЕС. А я думаю, что наше государство, как ни одно другое, точно будет иметь право на какой-то временный режим по налогу на прибыль на период восстановления, на 7-10 лет. Поэтому я здесь никаких противоречий не вижу.