Венчурная компания Almaz Capital с офисами в Москве и Сан-Франциско известна в Украине инвестициями в ряд успешных стартапов. На ее счету вложения в Petcube, Jelastic, Starwind.

Подписывайтесь на полезный легкий контент в Instagram

Almaz Capital Partners создали в 2008 году Александр Галицкий и Питер Лукьянов. Объем первого фонда составлял $80 млн, второго - $200 млн. Недавно Almaz Capital вместе с группой других инвесторов вышли из калифорнийского стартапа Sensity, продав его сотовому оператору Verizon более чем за $200 млн. Сейчас управляющие партнеры компании формируют третий фонд объемом до $300 млн.

Во время недавнего форума Lviv IT Arena 2016 журналист ЛІГА.net побеседовал с Александром Галицким. Он родился в Житомирской области, учился в Житомирской школе. Но потом, еще во времена Советского Союза, уехал получать техническое образование в Москву, где впоследствии стал одним из основоположников российской индустрии информационных технологий.

Александр Галицкий рассказал, в какие сферы Almaz заинтересован инвестировать в Украине, а также поделился своим взглядом на формирование местного и российского инвестклимата.

- Какие инвестиции были сделаны в украинские стартапы из вашего второго фонда?

- Мы вложили в такие компании, как Starwind, Petcube... У нас есть еще MakeTime. Это компания с украинскими разработчиками (харьковская команда). Она относится к такой сфере, как collaborative economy, - вертикальный маркетплейс для больших производств по размещению заказов и проведения аукционов на их исполнение. Мы вложились в нее в прошлом году, а в этом году был еще один раунд. Таким образом, мы уже инвестировали в эту компанию несколько миллионов долларов со своей стороны.

- Смотрите ли вы на новые потенциальные объекты для инвестирования в Украине?

- Да, смотрим. Но нужно понимать, что фонд с таким размером, как наш ($200 млн), - это две, максимум три сделки в год. Мы сейчас формируем портфель для третьего фонда. Мы ищем проекты в четырех областях. Во-первых, это collaborative economy (в Украине потенциально такие проекты могут быть, например, в сфере сельского хозяйства, совместного использования ресурсов). Кроме того, предметом инвестиций могут стать проекты из сферы fintech, искусственного интеллекта и Blockchain (не только в финансовой сфере, но в других индустриях).

- Как вы оцениваете перспективы украинских аутсорсинг-компаний, которые, кстати, тоже часто работают над проектами в сфере искусственного интеллекта?

- Я считаю, что ваши аутсорсеры - это не аутсорсеры. Я называю это заказным программированием. Аутсорсеры обычно работают над обширными вещами с большим количеством кодеров. А украинские компании больше настроены на отдельные проектные работы. В этом есть и их преимущество, и недостаток. Недостаток состоит в том, что из этой категории трудно выйти, так как постоянно приходят заказы. Очень трудно выделить отдельную команду и начать делать что-то свое, новое. А преимущество в том, что в таких компаниях накапливаются знания о разных проектах (даже если они не взлетели), которые можно перестроить в голове и создать что-то интересное.

- Есть ли какая-то выделяющаяся сфера среди украинского стартап-сообщества, на ваш взгляд? Наш конек?

- Трудно выделить сейчас в Украине какую-то специализацию. Она должна быть, по идее, связана с университетским уклоном в тех или иных городах. Но не думаю, что сейчас существует такое четкое позиционирование. Многие отрасли умерли, новые пока не родились. Поэтому здесь должен быть общий подход: предприниматель отслеживает появление современных технологий и уточняет наличие вокруг него людей с необходимой экспертизой.

- Какие бы вы могли выделить проблемы внутри Украины, которые отпугивают венчурные инвестиции?

- Мне очень сложно говорить об этом. Но я знаю, что самое главное - чтобы бизнес никто не трогал. Есть различные службы, такие как пожарная охрана, которые могут приходить и мешать работать. Я знаю, что это пока случается. Даже на те компании, в которые мы инвестировали в Украине, оказывалось определенное давление. Такое было и в России. Как только мы объявляем, что вложили куда-то крупную сумму, тут же появляются желающие, которые приходят и говорят: "Надо поделиться". То есть самое главное - чтобы в Украине появлялась прозрачность в бизнесе.

- Как вы оцениваете инвестклимат в Украине со стороны? Происходят какие-то изменения к лучшему, результаты реформ видны?

- Честно сказать, я ожидал, что все будет происходить быстрее и динамичнее. Я думал, что придут люди, которые реально хотят что-то поменять. Мне трудно их оценивать, потому что я мало контактирую с политиками и политической жизнью. О чем-то узнаю только со слов людей, с которыми работаю: все идет медленнее, чем ожидалось. Уж если произошло революционное движение и есть военные напряженности, то в такой стране изменения должны происходить динамичнее. Кто-то должен взять на себя ответственность за непопулярные решения. Маргарет Тэтчер брала на себя ответственность за непопулярные решения в Британии. И для многих она до сих пор выглядит как зло. Но на самом деле это она вытащила и спасла страну. 

Читайте также: Полмиллиарда на стартапы: зачем в Украине создается фонд фондов

Когда сингапурского реформатора Ли Куан Ю спрашивали, что было самое сложное в его жизни, он отвечал: наказывать своих друзей. Даже не то чтобы наказывать, а физически расправляться с ними. У него был выбор: вместе с друзьями расслабиться и стать богатыми людьми после прихода к власти или построить авторитарную, но процветающую страну. Он выбрал второе. Его плохо воспринимали американцы, потому что он не так строил демократию, по их мнению. Но я считаю, что в бедной стране демократия - это фикция. Потому что люди, приходящие к власти, тут же пытаются что-то прикарманить. Им трудно устоять перед соблазном. Поэтому мне кажется, что во власти должна быть комбинация волевых людей, которые видят и верят в страну и реально пытаются что-то сделать, изменить. К сожалению, мне кажется, таких политиков нет. Это проблема всех стран постсоветского пространства. Но, повторюсь, я не политик, мне сложно об этом рассуждать.

- PwC недавно опубликовала прогноз по украинской IT-индустрии, которая может вырасти до 27 млрд грн до 2020 года. Как вы считаете, у Украины в этой сфере есть перспективы?

- О перспективах я не могу говорить, я могу говорить о потенциале. Потенциал для роста есть. Как в любой стране постсоветского пространства или даже Варшавского договора, он есть. Причина одна: система образования, которая отвечает за первые годы технической жизни (обучение математике и физике), во всех этих странах хорошо выстроена. Вопрос другой: как распорядиться этим образованием? Каждая страна идет своим путем. Казахстан принял сейчас английское право, чтобы инвесторам было проще приходить. Нужны вот такие агрессивные решения. Понятно, что люди, стоящие у власти, боятся их. Потому что может вырасти новая элита. "Проблема" любого образования - это появление новой элиты. А она поднимается и сметает старую. Необязательно революционным путем: может быть, и эволюционным. И сегодня определяется: ее следует зажимать или дать возможность расти. Поэтому я и могу говорить только о потенциале, а не о перспективах. Я ведь не консультирую правительство.

- Что в России создано для такого развития, где вы консультируете правительство?

- Было создано очень много положительных вещей: экосистема для стартапов. Есть гранты, есть возможность получать финансы, создана система, которая позволяет людям получать знания. Другой вопрос в том, что своими действиями Россия закрыла себя от внешнего мира. Но это уже другая история. Это политика, от которой я стою далеко.

- Сколково так и не взлетело?

- Нет, это неправильная позиция. Я вхожу в совет директоров Сколково. Амбиции там больше были. Они частично надломлены опять же политической ситуацией. Но тем не менее Сколково дало рождение тысячам компаний, в том числе украинским компаниям, которые в нем активно участвовали до 2014 года. Пример - тот же Jelastic. Изначально ставилась задача, что Сколково должно стать хабом для обращения технологий в мировой цепи - это была правильная хорошая постановка задачи. Все действия привели к тому, что эта возможность в каком-то смысле закрылась политически. Но экономическое движение внутри все равно зародилось.

Almaz Capital