Дефицит угля, удары по ТЭС и проблемы с электроэнергией. Какая зима ожидает Украину
Дмитрий Сахарук – старожил энергетического бизнеса Рината Ахметова. В энергетической группе ДТЭК, в одном из крупнейших в Украине инвесторов в энергетику, он работает более 12 лет. Сегодня Сахарук – исполнительный директор ДТЭК и правая рука СЕО компании Максима Тимченко.
Сахарук ожидает журналиста LIGA.net в "укрытии". Еще до зимы это был обычный подземный паркинг для автомобилей сотрудников головного офиса группы ДТЭК в Киеве. Здесь, в окружении членов команды холдинга и инфракрасных обогревателей, мы встретились для важного интервью.
Подобные меры предосторожности не просто так. Эта встреча проходит 26 октября под сирены воздушной тревоги. В тот день Россия в очередной раз атаковала дронами-камикадзе Киевскую область и украинские энергетические объекты. У населения только начинались серьезные перебои со светом.
В интервью LIGA.net Дмитрий Сахарук рассказал о будущих проблемах Украины этой зимой, об убытках ДТЭК из-за обстрелов россиян, о хищениях на оккупированных электростанциях и "филигранной" кибератаке России.
"Никто не ожидал, что удары будут столь жестокими и масштабными"
– С февраля Россия повредила по меньшей мере 30-40% украинской энергетики. Как быстро мы сможем все восстановить, и какой у энергосистемы запас прочности?
– Повреждения значительные. Никто не ожидал, что удары будут столь жестокими и масштабными. Когда говорят о массированном обстреле, – это не одна выпущенная ракета, а серия ракет, выпущенных одновременно в один энергетический объект. Только на одну нашу электростанцию одновременно прилетело четыре ракеты.
Некоторые предприятия подвергались атакам несколько раз подряд. Их тактика нам понятна: атакуют, анализируют последствия, а затем – атакуют снова. Интервал между ударами может быть даже один час. Так, по крайней мере, случилось с одной нашей электростанцией.
Скажу без преувеличения: и теплоэлектростанции, и подстанции Укрэнерго получили масштабные повреждения. Некоторые объекты полностью уничтожены и восстановить их невозможно, нужно заново строить. А некоторые восстановить можно, если купить и привезти оборудование. Те, что получили относительно небольшие повреждения, – ремонтируются и пусть частично, но запускаются снова.
Ущерб измеряется уже сотнями миллионов долларов.
– Это только у вашей группы или вообще?
– Это у нашей группы. Мы некоторое оборудование еще демонтируем, некоторое – надеемся ремонтировать. В Укрэнерго, думаю, та же ситуация.
Относительно того, сколько может потребоваться времени на полное восстановление поврежденного – точно прогнозировать сложно.
– У вас много поврежденных ТЭС?
– Пять. Некоторые из них сильно повреждены, некоторые – меньше. Потребуется системный ремонт и много нового оборудования. И здесь могут возникнуть проблемы. Те же трансформаторы или выключатели производятся специально под отдельный проект. Это не массовое производство, их нужно заказывать у производителя и ждать, пока они будут готовы.
Да, мы можем что-то использовать из уже бывшего в употреблении. Или нового, которое еще не успели использовать. В любом случае это оборудование дорогостоящее и его не так просто найти.
Один выключатель стоит от €110 000, а один трансформатор – десятки миллионов [евро]. А нам только выключателей нужно больше 20 штук. И это всего на одну или две станции. А с каждой атакой повреждения становятся все серьезнее.
– Представим, что вы это оборудование уже заказали. Сколько может потребоваться времени, чтобы изготовить, привезти и поставить?
– Чтобы привезти – от одного до пяти месяцев. Чтобы изготовить – до 18 месяцев. Но ведь проблема не только в этом. Сейчас очень большая очередь у производителей на электрическое оборудование – на два года вперед. И нужно как-то пролезать в этой очереди, перекупать оборудование.
– Украине сейчас помогают с электрическим оборудованием Япония и страны Евросоюза. Насколько это массовая помощь?
– Помощь идет. И за это огромная благодарность нашим партнерам. Но в целом оборудование сейчас поступает для ремонта региональных электросетей. Это трансформаторы малой мощности и продукция, подходящая для ремонта небольшого оборудования.
Это скорее помощь операторам системы распределения электроэнергии [бывшее название – облэнерго]. Для ремонта объектов Укрэнерго оно (поставленное оборудование. – Ред.) не подходит.
Впрочем, сейчас мы обсуждаем последствия. Основная же проблема – это обстрелы.
– Вряд ли российские войска знают все украинские энергетические узлы. По всей вероятности, они консультируются с российскими энергетиками. По какому принципу россияне выбирают свои цели?
– Они целятся в важнейшие объекты. Их цели – объекты, производящие электроэнергию и соединяющие энергетическую систему Украины в одно целое. Целостность энергосистемы позволяет передавать электроэнергию из одной части страны в другую.
До войны у нас была достаточно мощная энергосеть. Но как только начались обстрелы генерации и подстанций, начались проблемы. Система уже просто не может спокойно передать электроэнергию из атомных электростанций в города на востоке Украины.
– То есть это была попытка разбить нашу энергосистему на несколько "островов"?
– Сделать по всей Украине изолированные территории, которые берут электроэнергию из имеющихся источников. А вот если на той территории нет источников энергии, там нет электроэнергии. Конечно, возле важных объектов и в больницах есть дизельные генераторы, но это лишь оттягивает момент отключения света.
– Возможно, у вас есть объяснение. Почему враг начал свои массированные атаки по энергетике именно в октябре, еще до начала отопительного сезона и не ожидал холодов?
– Отчасти это связано с их поражениями на фронте. Им же нужно хоть как-то отвечать. Плюс, это терроризм и устрашение людей. Они желают вывести украинцев из зоны комфорта. Рассчитывают таким образом повлиять на население.
Я не верю, что у них что-то из этого получится. История показывает, что без продвижения на фронте, бомбардировки населения и инфраструктуры мирного города желаемого результата не приносит. Напротив, это – заставляет людей сплотиться. Россияне этого не понимают.
Вместе с тем у них есть определенный "успех". По всей стране происходят отключения электроэнергии, что создает для населения дискомфорт. Даже если сейчас не холодно.
– Кибератаки – еще один способ, как враг пытается расшатать нашу энергосистему. Расскажите, как вы отбиваетесь от кибератак россиян и насколько они массированы?
– Против нас воюет киберармия Российской Федерации. Наши объекты постоянно атакуют, за последние три месяца – более 10 кибератак – малых и больших. Пережили даже одну длительную и хорошо спланированную "суператаку". Я бы ее даже назвал филигранной, но мы отбились – благодаря инвестициям в киберзащиту и нашим специалистам.
У нас с 2018 года есть отдельная стратегия кибербезопасности. Мы ее реализуем и постоянно обновляем.
– Атаки были на электростанции или подстанции?
– В этом случае это были наши не технологические, а офисные системы. Они тоже важны. Это работа с клиентами, с рынком и расчетами. Если бы им удалось, масштаб причиненного вреда был бы не меньшим, чем кибератака на электростанции.
– Вы сказали, что у ДТЭК пять поврежденных ТЭС. Есть ли среди ваших сотрудников раненые и погибшие?
– У нас работает около 60 000 сотрудников. Из них сейчас служит в Вооруженных Силах Украины более 4500. Убитых у нас сегодня 97 человек. Четыре человека в плену, 19 человек – исчезли, 237 – ранены.
На рабочем месте погибли четыре человека, 33 – получили ранения. Еще 14 человек погибли и 61 человек ранен во внерабочее время. Для нас это очень большие потери.
– Как в этих условиях вы мотивируете людей выходить на рабочую смену?
– Есть военный, а есть энергетический фронт. Для энергетиков это не пустые слова. Это их профессиональная обязанность. К примеру, в Донецкой области наши энергетики работают под обстрелами восемь лет. Жертвуют своей жизнью и здоровьем, чтобы у людей был свет.
На прошлой неделе россияне обстреляли одну из наших электростанций. Поэтому там возникла серьезная авария – перебили золошлакопроводы и был риск, что станцию просто затопит. Золошлакопровод – это большая труба, по которой выкачивается вода вместе с золой. Если она останавливается, не работает котел на энергоблоке.
Тогда несколько наших сотрудников вышли из хранилища и начали ликвидировать повреждения, в этот момент снова начался обстрел. Один человек погиб. Это был по-настоящему героический поступок. И таких случаев было очень много.
Мы выплачиваем нашим сотрудникам "боевые", помогаем семьям погибших и пострадавших сотрудников. Конечно, никакие денежные выплаты не компенсируют потери отца, сына или мужа.
– В полномасштабную войну ДТЭК зашел с определенным опытом, как работать во время боевых действий. Ваши станции обстреливаются с 2014 года. Чему война вас научила?
– Я не верил, что начнется война, но на всякий случай мы делали запасы топлива, продовольствия, оборудования и готовили наш коллектив к форс-мажорным обстоятельствам.
Мы начали готовиться к полномасштабной войне за 20 дней до начала. Создали антикризисный штаб, подготовили на своих предприятиях бомбоубежища и начали перемещать на запад Украины важные элементы оборудования. Также мы переместили сначала на запад, затем за границу, наши серверы и IT-инфраструктуру. Временно переехал наш главный офис.
Мы готовились как могли, потому что когда начинается война, начинается паника. Исчезает в один момент все – бензин, лекарства, продукты, останавливается вся логистика, пропадают подрядчики.
Ты рассчитываешь только на себя. Поэтому должен быть готов к любому сценарию. Все, что может пойти не так, обязательно произойдет как только начинаются боевые действия. В войне не бывает исключений.
– К каким сценариям вы готовились?
– Честно, мы еще в июне этого года готовились к тому, что в системе не будет работать Запорожская АЭС. Мы понимали это очень ясно.
На тот момент она еще работала, но мы готовились к худшему – накапливали ресурсы, готовили резервы.
– К каким сценариям, на ваш взгляд, стоит готовиться украинцам этой зимой? К перебоям со светом, теплом, газом или все вместе?
– К сожалению, мы пока не можем уничтожать все выпущенные ракеты и дроны в энергетическую инфраструктуру. Очевидно, будут новые атаки, новые повреждения энергосистемы, новые проблемы с электричеством.
Самое плохое, что может произойти, – сценарий "Алчевск-2006", когда полностью замерзает вся система теплоснабжения. Без электроэнергии еще как-нибудь прожить можно. А когда исчезает тепло, жизнь полностью останавливается.
О дефиците угля, мародерстве, импорте из Европы электроэнергии и убытках на 17,6 млрд грн
– С начала полномасштабной войны Россия оккупировала около 50% зеленой генерации ДТЭК и 30% тепловой. Вам известно, что сейчас происходит на ваших оккупированных энергетических объектах?
– Все наши ветроэлектростанции находятся на оккупированной территории. Мы знаем, что с ними сейчас происходит. Они не работают.
– Участники рынка рассказывают, что россияне вывозят из захваченных электростанций оборудование. Вам известно о таких случаях?
– Мародерство есть. Трудно украсть 100-метровый ветропарк, но достаточно легко вывезти солнечные панели.
У нас есть маленькая солнечная электростанция в Херсонской области – Трифоновская СЭС. Ее деоккупировали две недели назад, но пока она в серой зоне. 10% панелей этой СЭС украдено или разрушено. Ее нужно восстанавливать.
– Сейчас много говорят о физическом состоянии украинской энергосистемы, о ремонтах, об отключении электроэнергии. Но мало кто говорит об экономике. Насколько сбалансировано финансовое состояние рынка?
– Потребление [электроэнергии по стране] так и остается – минус 30%. Кроме того, из-за оккупации значительно сократилось производство возобновляемых источников энергии (солнечные и ветроэлектростанции и т.д. – Ред.) и АЭС.
У нас сейчас около 50% всей электроэнергии производят атомные электростанции, 25-35% – ТЭС и остальные – гидроэлектростанции, ТЭЦ и ВИЭ (возобновляемые источники энергии. – Ред.). Каждые сутки этот показатель меняется, но примерный порядок цифр таков.
Уровень оплаты электроэнергии немного вырос, в среднем по стране – где-то 90%. Но это при условии, если не считать прифронтовые и оккупированные территории.
Очень низкий уровень расчетов в Донецкой, а также в Харьковской, Запорожской и Николаевской областях (поставщик электроэнергии в этих областях не ДТЭК. – Ред.). Есть проблемы в Днепропетровской области. Людям там не до этого.
– В прошлом году доля ТЭС в энергетическом миксе рынка была в пределах 25%, сейчас – до 35%. Хватит ли стране угля в этих условиях?
– Расход [запасов] угля наблюдался в сентябре и в первую декаду октября. Сейчас, когда многие станции повреждены, мы стали меньше потреблять уголь.
– Нам потребуется импорт электроэнергии и угля этой зимой?
– Будет нужен. Если сейчас восстановятся все электростанции или большинство из них (некоторые станции не поднимутся) и начнут работать, как до массированных обстрелов, уголь будет быстро срабатываться.
В стране – дефицит угля. Поэтому мы либо будем этот уголь импортировать, либо покупать в Европе электроэнергию. Без этого сложно пройти зиму.
Да, из-за логистических проблем его сложно будет привезти. Но в Европе уголь есть. Вопрос только в цене.
– Как это будет работать? Рынок уже готовится, но европейские цены на ту же электроэнергию все еще намного выше внутриукраинских. Выходит, что там мы должны купить дорого, а здесь продать дешево. Экономика так не работает.
– Сейчас в принципе система с Price cap не работает (система Price cap – система ограничения цен на электроэнергию для бизнеса. – Ред.). Поэтому ограничение необходимо ослабить (максимальная цена электроэнергии на рынке сегодня – 4000 грн за МВт-час. – Ред.).
За 10 месяцев 2022 года тепловая генерация компании ДТЭК Энерго получила 17,6 млрд грн ущерба. Все сейчас на рынке страдают, но больше всего, к сожалению, – тепловая генерация.
– Почему?
– В Украине остановились машиностроительные заводы, сократили производство металлургические предприятия. Чтобы купить оборудование для своих угольных шахт, нам приходится выходить на внешние рынки, а там очень высокая конкуренция.
Прежде всего потому, что цена на уголь на мировых рынках высока – $300 за тонну. Это около 12 000 грн на наши деньги, в то время как в Украине уголь продают по 4200 грн за тонну.
При таких ценах на уголь, как за рубежом, энергетические компании готовы платить за оборудование очень высокую цену, оно окупается за считанные месяцы.
Плюс – весь наш доход в гривне, а оборудование мы покупаем за валюту.
Сегодня себестоимость производства электроэнергии из угля – 4800-5000 грн за МВт-час. А на рынке сейчас электроэнергия стоит максимум 3300 грн за МВт-час. Фактически, мы продаем электроэнергию себе в убыток.
Поэтому мы вынужденно сокращаем свои инвестиции в добычу угля и в ремонты ТЭС. А это значит, что в следующем году объемы добычи будут меньшими.
– Насколько?
– Существенно меньшими. Чтобы поддерживать сегодняшние темпы добычи угля, нужно инвестировать и готовиться к этому за год: сделать проходку, привезти оборудование и т.д. А для этого нужны средства, которых сейчас нет.
– Еще один способ получить средства – кредитование. Как сейчас банки кредитуют закупку угля или оборудования?
– Не кредитуют. Не желают рисковать.
– А на внешних рынках привлечь средства возможно?
– Нет. Вы посмотрите на рейтинги суверена, для нас рынки закрыты. В стране идет война, поэтому помощь поступает только на государственном уровне. На корпоративном уровне привлечь средства на внешних рынках сейчас физически невозможно.
– Следует ли при этих условиях пересмотреть тарифы на электроэнергию для населения?
– Есть политическое решение правительства, что в условиях военного положения поднимать тарифы на электроэнергию для населения не будут.
О масштабах планирования, добыче газа, предложении Минэнерго и нефтяном проекте на Западной Украине
– Еще до начала войны генеральный директор ДТЭК Максим Тимченко рассказывал, что у ДТЭК масштаб планирования на десятилетие. Каков масштаб планирования у вас сейчас?
– Фундаментально ничего не изменилось. Мы как планировали развивать возобновляемые источники энергии, так и будем. Другого выхода, чтобы диверсифицировать нашу экономику без российских угля, газа и нефтепродуктов, у нас нет. Промежуточное топливо – газ.
Мы будем говорить о развитии трейдинга, о развитии сетей. Даже угольная генерация будет работать еще некоторое время, другого выхода у нас опять-таки нет.
Скорее всего, мы просто будем вынуждены сдвинуть свои планы на время. Все зависит от того, как долго продлится эта война, какие будут разрушения, что будет с экономикой страны и как мы интегрируемся в Евросоюз.
Будет очень много переменных.
– Еще в начале войны ДТЭК предлагал правительству инвестировать в государственное предприятие "Львіввугілля". Но из этого ничего так и не вышло. Можете рассказать почему?
– Все было не так. Мы не проявляли интерес к шахтам Львіввугілля. Если бы там были деньги, то там стояла бы очередь из инвесторов, а ее нет. Почему?
Там пять шахт, работает 6000-8000 человек, я уж точно не помню. И они добывают 1500 тонн рядового угля в день. У нас одна лава на одной только шахте в день добывает 2000 тонн. А лав может быть на шахте две или три.
К нам из Минэнерго пришли и спросили: что вы думаете об этих шахтах? Мы откликнулись на это предложение. Проанализировали. Я вам скажу прямо, и пусть никто меня не обижается: шахтами эти предприятия уже трудно назвать.
На трех из пяти шахт Львіввугілля доступных запасов угля почти нет. А в остальные две – необходимо инвестировать миллиарды гривен, чтобы они стали экономически рентабельными. Если инвестировать в эти шахты два года, они могут добывать более 2-3 млн тонн угля в год.
Но при нынешних ценах на электроэнергию и уголь в Украине такие крупные инвестиции не окупаются. Себестоимость добычи на них в первые годы может достигать $300 за одну тонну.
Поэтому вкладывать средства в эти шахты можно только при открытии экспорта угля из Украины. Но он закрыт. И мы не понимаем, как долго продлится этот запрет. Впрочем, даже и не это главное – наши профессиональные мнения по поводу будущего шахт Львіввугілля пока остались без ответа.
– О переходном топливе. По предварительным прогнозам добыча газа в Украине может упасть к концу этого года на 10%. Что будет с добычей на ваших месторождениях?
– Плюс-минус соглашаюсь с этой оценкой. Мы сейчас стараемся в рамках подготовки к зиме добывать все, что мы можем, – не только газ, уголь тоже.
Думаю, что у нас немного упадет добыча, у нас были определенные проблемы в начале войны с реализацией конденсата.
– ДТЭК владеет месторождением в Полтавской области, граничащей с Харьковской. Когда на Слобожанщине проходили боевые действия, вы прекращали добычу?
– Нет. Мы даже продолжили бурить наши скважины. Частично мы уменьшили нашу инвестиционную программу, но четыре новых скважины все равно пробурили.
– Из-за боевых действий нефтегазовые компании сейчас активно присматриваются к месторождениям на западе Украины. Вам интересен запад с точки зрения инвестиций в добычу газа?
– Интересен. Мы сейчас там смотрим проекты. Надеюсь, что нам удастся реализовать нефтяной проект, но пока об этом говорить рано. У нас есть желание инвестировать в Украину дальше, однако война вносит свои коррективы.