Глава Новгород-Северского о российских обстрелах, маленьком бюджете и мечтах о будущем

Это интервью не о большом городе, который может решить, куда потратить лишние сто миллионов – на ВСУ, на сети или на новую ТЭЦ. Эта история о выживании маленькой общины вопреки всему. Новгород-Северский – поистине северский город. Севернее общины не найти.

К тому же исторический. Здесь княжили еще во времена Киевской Руси. С 2020 года Новгород-Северская объединенная территориальная община (ОТГ) – это лесистая община на окраине Черниговской области, вдали от крупных городов, сосредоточена на границе с Россией.

Стареющее население, разбросанное по небольшим застройкам среди лесов на грандиозном расстоянии. Близость с РФ, с которой торговля и пассажиропоток с 2014 года упал до минимума. Удаленность от путей сообщения. Казалось бы, какие перспективы развития имеет такая небольшая община?

Но, как ни странно, даже за год до войны удалось сделать очень многое с небольшим бюджетом. А во время войны, под обстрелами и с убегающим из этих мест населением удалось привлечь международную помощь. И даже заманить в общину молодых врачей. И даже с оптимизмом смотреть в будущее. Как? Об этом в разговоре LIGA.net с главой общины Людмилой Ткаченко.

– Что дала общине децентрализация? Как это изменило и город и общину в целом?

Децентрализация, конечно, многое изменила. Потому что благодаря реформе децентрализации мы объединились в одну огромную общину. Мы четвертая, вдумайтесь, четвертая община в Украине по количеству населенных пунктов. У нас их 85. И у нас площадь в 1800 квадратных километров.

– Фактически вы повторяете старый Новгород-Северский район.

Приблизительно так. У нас раньше было 25 сельских советов, которые присоединились к городу Новгород-Северский, админцентру. Сейчас у нас – 17 сельских округов, мы немного их сгруппировали, потому что 25 старостинских округов – это тоже много на самом деле. Это нам, конечно, сэкономило бюджет. Можно сказать, что мы оптимизировались.

– Как это сказалось на бюджете? Как вырос ваш бюджет развития, что вы с ним делали?

Бюджет развития на самом деле у нас очень небольшой. Я буду говорить больше о городском бюджете. Потому что предприятий, которые платят налоги, – мизер. И они съедаются защищенными статьями.

Городской бюджет несколько вырос. Доходы в городской бюджет, когда город сам жил, были на уровне 50 миллионов гривен. А когда объединились в одну огромную общину, у нас бюджет стал 125 миллионов.

- Для такой большой общины это маленький бюджет.

Учтите, что это еще 85 населённых пунктов. Были такие сельские советы, которые платили налоги и могли себя содержать. А были дотационные. Так они и сейчас остались.

– Много?

Нет, даже не половина и не треть. Несколько старостинских округов.

– На что вы тратите такой бюджет? Каковы основные статьи расходов?

Многое идет на образование. Львиная доля – это образование. Оно у нас занимает на самом деле около 70 миллионов, это почти 60%. Это очень большой кусок в бюджете, понимаете? Это школы, это обслуживающий персонал, которому городской бюджет все обеспечивает, берет на себя выплату заработной платы. Потому что образовательная субвенция – она идет из государства. А все остальные – сады, школы, воспитатели в садиках – это же на содержании городского бюджета.

Плюс это спортивная школа, это культура. Есть библиотеки, клубы сельские – без них никак. Опять же музыкальная школа детская – это все на содержании городского бюджета. Далее – расходы на городской совет. Чтобы правильно сказать, это не содержание аппарата городского совета. Мы взяли управление соцзащиты. Оно находится на содержании городского бюджета. Не все общины создали управление. Скажем так, мы одна из немногих, которая взяла на себя такую функцию.

Управление соцзащиты у нас – это территориальный центр обслуживания пожилых людей с дневным стационаром. То есть на содержание таких структурных подразделений, в том числе аппарата, у нас уходит около 30 процентов.

– Остается немного. Что вам удалось сделать? Когда смотришь на многие города, каждый делает по-своему. Одни провели какие-то работы, кто сети менял, кто дороги перекладывал. Что удалось вам сделать?

У нас это было медленно. Мы объединились только в 2020 году. И уже с 2021 года мы начали жить одной большой общиной. То есть у нас довоенная жизнь – только один год. Но что-то сделали.

Во-первых, очень много времени заняло само объединение 25 сельских советов. Мы наконец навели порядок и увидели, что у нас есть и где.

Во-вторых, мы проинвентаризировали землю. Потому что, я скажу честно, был немного бардак в сельских советах. И нам пришлось провести инвентаризацию за весь 2021 год. Сразу пытались что-то улучшать. К примеру, это водонапорные башни. Мы ставили на баланс и сразу закупали и вводили автоматику. Потому что у нас раньше по селам было знаете как: вода перестала идти, ты шел и включал насос. То есть в ручном режиме было. А сейчас мы автоматизировались. Это еще в 2021 году было.

Мы начали наконец-то ремонтировать дороги. Среди прочего – подсыпать. Потому что это села, туда нужно просто доехать. Между ними очень большие расстояния друг от друга. Чтобы понимать – у нас община растянулась почти на 100 километров с севера на юг.

У нас грунтовые дороги, их очень много. Мы стали уделять этому внимание. Восстановили автобусное сообщение, которого при сельских советах не было. Потому что нам нужно было увязать старостинский округ, чтобы у людей было сообщение с админцентром. Это и медицинские услуги, и социальные услуги. Жизнь начала снова двигаться. Так мы восстановили шесть автобусных маршрутов. В общине появился, кстати, социальный автобус. То есть половину стоимости платят люди, половину стоимости берет на себя городской бюджет.

- Неплохой набор за один год как для ограниченного бюджета.

И всего не вспомнить. Как другая жизнь. Вот вы меня сейчас заставляете вернуться, а оно уже столько всего военного, знаете?

– Если бы войны не произошло, что бы вы делали в Новгород-Северском в первую очередь?

Я понимаю ваш вопрос. Смотрите, сравнивать с большими городами трудно. Они по сравнению с нами – мегаполисы! Конечно, нам нужно уделять внимание и теплосетям. Там, где они есть. Но вы не забывайте, что у нас сельскохозяйственный район. У нас городского населения 12 000 и сельского 12 000.

Нельзя сказать, например, что внимания заслуживает только сеть водоснабжения и водоотвода, потому что как оставить село без внимания? Это неправильно. Поэтому мы бы двигались сразу в двух направлениях. И городом занимались одновременно, и селом. Но это немного разные проблемы. Если у города есть система централизованного водоснабжения, водоотвода, то село – это водонапорные башни, это колодцы. И опять же – плохое качество дорог или вообще, скажем так, отсутствие нормальных дорог.

Мы начали с того, что просто возобновили коммуникацию по общине. Ибо все находилось на крайне неудовлетворительном уровне. И это практически все, что успели. Дальше началась полномасштабная война.

– …И вы оказались прямо на острие удара. И сейчас, в сущности, вы – прифронтовая зона.

Мы в таком положении, как на полуострове. Почему? Потому что у нас сообщение с Киевом, у нас можно было бы двигаться в двух направлениях. Второе направление – это дорога на Чернигов и Киев. И когда была оккупация, по Черниговской дороге шли колонны российских танков. И она сейчас в таком состоянии...

А мост на Киев взорван. В итоге мы на краю света оказались. Сейчас, я скажу честно, самая главная задача общины – чтобы от нас не уезжали люди. Нам в первую очередь нужно, чтобы у людей была работа, чтобы люди были трудоустроены в городе и селах. Действующих предприятий у нас – это сырзавод, два лесхоза, бюджетные учреждения, медучреждения, тюрьма.

Люди трудоустроены, большая часть людей трудоустроена. Дальше есть частный сектор, там пилорамы, потому что мы живем в лесной территории. И, наконец, есть аграрии. Аграрии у нас возделывали 60 000 гектаров. Это для нашего региона немалое количество земель. А потому и люди были заняты. Но сегодня мы на территории боевых действий. 40% земель у нас не возделывается, а значит идет сокращение рабочих мест.

– Надо еще создавать условия для проживания.

А условия для проживания – это должны быть нормальные дороги, потому что людям нужно перемещаться. Это должно быть автобусное сообщение, чтобы люди могли из села добраться до города. Это медицина. И по медицине у нас серьезные проблемы, потому что к нам врачи не едут. Они от нас наоборот – уезжают.

Мы на уровне города приняли программы стимулирующего характера. То есть мы врачам, которые готовы к нам заехать на территорию боевых действий, из бюджета выплачиваем 120 тыс. грн единовременного пособия и 10 тыс. ежемесячно в течение трех лет. И я вам скажу, что это сработало. К нас приехали пять врачей по этой программе. Сейчас у нас уже пополнение штата врачей. Это то, что мы себе так придумали, как заманить.

- Насчет военных. Большим ли был военный НДФЛ у вас? Как вы относитесь к тому, что его забрали?

Судите сами. Если у нас бюджет своих доходов 125 миллионов, а 60 миллионов плюс сверху давали нам военные, то для нас это достаточно большая сумма. Треть была. Теперь у нас забрали. Но ведь не только военных. Туда же тюрьма, полиция, военкомат. Бюджет мы приняли на 2024 год почти в тех же размерах, что был. В 2021 году было 140 млн, а сейчас 125 млн приняли. Значит, мы даже за 2021 год не вытягиваем бюджет. Но ведь это прогноз. А уже по факту увидим, что поступит и за счет чего.

- Вы как-то помогали военным из этого военного НДФЛ?

Из поступающих средств у нас треть пошла на ВСУ. Почти 20 миллионов. Покупали и транспорт, и все, о чем нас просили военные. Мы пытались удовлетворить все их потребности, которые были в запросах от воинских частей. Скажу честно, такого не было, что б мы отказали. Это и дроны были, и автомобили. У нас были для них и тепловизоры, и форма.

– А остатки военного НДФЛ куда использовали?

Мы купили себе технику в общину. К примеру, грейдер. Потому что он был просто необходим. У нас его не было. Представьте, вот такая огромная община – и у нас не было нормальной коммунальной техники. А в принципе больше больших покупок мы себе не позволяли.

– Вы находитесь фактически на фронте. Как обстрелы влияют на общину?

У пограничных округов, это 2500 населения, просто есть такие села, которые исчезают. У нас есть село – Мори. Там уже ни одного жителя нет. Там и села практически нет. Есть село Гремяч, где было 1000 человек. Сейчас там 300 человек осталось. Так что у нас 20-километровая зона вдоль границы постепенно уменьшается. Людям, желающим уехать вглубь общины, мы помогаем эвакуироваться.

Бельгийские партнеры подарили нам бусик для чрезвычайных ситуаций. То есть у нас сейчас эвакуация идет именно на этой технике. Они нам дали три единицы техники, в том числе для эвакуации населения.

Американцы подарили трактор. И не один, а уже два. И вы знаете, мы так вот имеем чем работать на самом деле, потому что община была прямо скажу – очень нищенская. Район депрессивный. Бюджет скудный. На всю общину 125 миллионов – это мало на самом деле. Потому что нужно содержать столько заведений. И вот теперь, если снова вернуться к нашим проблемам во время войны – это переселение. Но у меня одна цель сейчас – сохранить их жизнь. Бывает так, что мы уговариваем людей: уезжайте, обстрелы же не прекращаются.

Обстрелы становятся только более интенсивными. Сейчас приграничье у нас сильно обстреливается.

– Много людей покинули общину?

Во времена оккупации отсюда уехать было невозможно. Потому что российские блокпосты кругом, стояли колонны российские. А уже после деоккупации люди от испуга стали детей вывозить. Особенно многие семьи молодые с маленькими детьми уезжали. Вплоть до Польши даже. И не только. Насколько я знаю, в Норвегии, Нидерландах – где их только нет сейчас. По количеству регистраций мы уже видим, что где-то 3000 уехало.

– Много, если всего 24 тысячи было.

Много для нас, так обезлюдеет эта территория, поэтому мы сейчас всеми силами стараемся людей расселить в общине, где у нас есть безопасные места. Слава богу, были такие места, потому что у общины 100 километров от границы с Россией. Но в целом разрушения значительные. Как в приграничной полосе, так и в городе.

У нас ракетные удары были, две школы разрушены в самом городе ракетами. Это было в 2022 году в мае. Затем уже в 2023 году – ракетный удар по школе. Для нас это серьезные повреждения.

– Каким вы видите Новгород-Северский будущего, после войны? Что там нужно развивать, каким образом?

У нас действительно большой потенциал. У нас очень красивые места, здесь можно делать экотуризм. Мы исторические. Все-таки 1000 лет нашему городу. У нас архитектура старинная. В первую очередь сюда нужно вложить деньги. Люди за счет туристов будут жить. Понятно, что нужна экономика. Если удержатся на плаву сырзавод, аграрии, лесхозы, то будет людям и место для работы. И сюда органично впишется туризм.

Вода у нас чистая. Десна у нас в верховьях кристальная, не загрязнена. Леса почти не затронуты хозяйством. Короче, все для того, чтобы здесь были зоны отдыха, релаксации. Реабилитационные центры здесь можно открывать. И если уж говорить о промышленности, то у нас очень много полезных ископаемых. А именно глина, песок, мел. Но это, конечно, перспектива далекая. Сюда инспекторы не торопились и до полномасштабной войны.