Глава пограничной общины Черниговской области об изъятии военного НДФЛ

Репкинская община – одна из самых странных на карте Украины. Фактически это преемник Репкинского района Черниговской области. Сейчас в общине – 46 небольших, в целом стагнирующих и малонаселенных сел, и три поселка городского типа. Нынешняя площадь общины – около 1000 квадратных километров.

Это лесистый край, северо-западная граница которого – Днепр, за которым – Беларусь. Жизнь общины продолжает оставаться сложной. Близость к агрессору – это постоянный риск обстрелов. Много заминированных территорий. Это усложняет логистику и ведение бизнеса.

Как отразились на глухой местности процессы децентрализации? Как община пережила оккупацию? Как складываются отношения с центральной властью? Что руководители общин думают об изъятии части бюджета в виде НДФЛ от военных?

Об этом LIGA.net поговорила с главой Репкинской общины Сергеем Гарусом.

О децентрализации, бюджете, отношениях с властью и развитии бизнеса 

– Как изменилась жизнь общины с децентрализацией? Насколько независимее вы стали в принятии решений по общине?

Процесс был не так прост. Это сейчас, когда годы прошли, так кажется. Мы объединились как община очень поздно, уже в конце процесса создания объединенных территориальных общин (ОТГ). Только в 2020 году. Почему? Потому что у нас не было достаточно советов. Планировалось 18 поселковых советов для нашей ОТГ. Но многие сельские советы не хотели объединяться. Говорили – мы будем самостоятельными. Ну ладно, раз будете…

За это время мы спокойно укрепили нашу материальную базу, приобрели новую технику, обновили насосное оборудование. Так что к 2020 году мы подошли с нормальной базой коммунальных предприятий.

– Почему села не спешили в ОТГ? Я слышал, что те, кто ближе к областному центру – Чернигову, хотели присоединиться к Черниговской общине.

Ну, у нас не было таких желающих прямо в Чернигов. Это о селах, которые непосредственно возле города, может идти речь… Но почему была такая мотивация? Потому что была страшилка такая – и эти мифы распространяли те, кто саботировал реформу – что средства заберут у сел. И никто ни копейки в селах не увидит.

И вторая страшилка – мол, побывают у вас разок и дальше о вас знать никто не будет до следующих выборов. Но, в принципе, как показал опыт 2021 и начала 2022 года, мы сделали все, чтобы поступающие средства обеспечивали всю социальную сферу – школы, сады, фельдшерско-акушерские пункты (ФАП), больницу, все другие заведения и заведения органов местного самоуправления (ОМС) Плюс начали проводиться наконец-то работы по благоустройству. Ибо в некоторых населенных пунктах были какие-то работы по этому направлению. А в некоторых ничего не делалось. Вот вообще.

– Об эффективности использования средств общины: не были ли села заинтересованы осваивать свои бюджеты сами, без ОТГ ?

Ну вот когда мы наконец-то объединились, то оказалось, что у нас были такие советы, где 70-80% поступлений просто уходили на оплату работы 3-4 сотрудников. И все.

– Настолько все было плохо ?

Да. Премии, месячные, квартальные… Сейчас все стройно, все работает по единой системе. И если мы сейчас премируем кого-то из глав, то за конкретную работу, которую он проделал. Не просто дали премию небольшую, но выплату даем стимулирующую именно за что-то – за проделанную работу. Для старост или делопроизводителей. "Уравниловки" нет. Мы сократили низовые советы с 18 до 10 человек. И представьте себе – управляемость округами ничуть не пострадала. Но при уменьшении аппарата эффективность явно повысилась.

– Насколько эффективно сейчас проводятся работы ими ?

Мы пограничная область. Учитывая военное положение, те работы, где мы можем проводить работы по благоустройству, мы проводим, но очень много территорий, которые заминированы, где построены укрепления, и мы туда доступа не имеем и слава богу, потому что важно не картинка какая-то там, по благоустройству, а всеобщая обороноспособность страны.

– Раньше мы говорили с вами, что некоторые общины используют бюджеты неэффективно. Какой у вас бюджет общины? Как он формируется? И как его тратите вы?

Показатели бюджета по основным поступлениям остались такими же. Уменьшились поступления от бизнеса, потому что война. Но увеличилось количество поступлений от военнослужащих.

До войны у нас было где-то 100 млн грн – годовой бюджет. А уже в 2022 году у нас было 133 миллиона. Резкий рост. И понятно почему. У нас пять подразделений, уплачивающих дополнительно нам в бюджет налог. Но мы его не деваем куда-нибудь. Мы помогаем за эти деньги им всем для укрепления обороноспособности. Строительными материалами, запчастями. Частично эти деньги используются для реконструкции бомбоубежищ. И все.

– Расскажите, на что тратился бюджет до вторжения и на что тратится сейчас?

Тогда основными затратами были заработная плата. В основном – на образование, больше половины. Приблизительно 20% уходило на управление и органы власти. Все остальное – освещение, развитие, благоустройство, коммунальные услуги. Сейчас добавились укрытия. Собственно, 30% бюджета идет на укрытия. А дальше образование – это где-то 50%. И все остальное – освещение, управление, благоустройство – это оставшиеся 20%.

– Теперь, скорее всего, налог на доходы физлиц (НДФЛ) военных у вас заберут….

Ну, если заберут, это будет где-то 33-35 миллионов примерно. Более четверти бюджета. Я не против того, чтобы забирали. Но есть пожелание, чтобы эти средства направлялись на подразделения. Чтобы бойцы не проходили десятки кругов бюрократического ада, чтобы получить какое-нибудь дополнительное оборудование. Или то, которое не предусмотрено штатным расписанием. Или дроны, планшеты, ноутбуки. Сейчас мы можем закрывать это проще и быстрее.

А учитывая, что они (Кабмин. – Ред.) единовременно предоставляли средства военным и с февраля некоторые из них не использованы – это немного неправильно. Когда средства по 6-7 месяцев лежат и не используются – это немного неправильно.

– Не чувствуете давления центральной власти ? Вот с отменой НДФЛ, например.

Вообще нет. НДФЛ таки забирают. Катастрофы по этому быть не должно. Но часть НДФЛ я бы оставил – для Вооруженных Сил, дислоцированных в общине. Потому что потребности каждый день меняются. А средства должны быть мобильными. Своим бюджетом без НДФЛ мы расходы "наших" военных не потянем. У нас свои защищенные статьи есть. И их много. А сейчас изъятые у общин доходы от НДФЛ военных пойдут прямо в общий бюджет.

– Раньше вы критиковали общины, которые тратят деньги на ремонты или барабаны в бомбоубежищах во время войны.

Если бы у представителей общин родственники служили, они просто иначе думали бы. У меня служит сын.

– Как осуществляется помощь подразделениям из бюджета ? Какова механика процесса?

Есть два пути. Или мы даем субвенцию непосредственно на подразделение – и подразделение проводит закупку с тендерной процедурой. Или если это насущная потребность, то мы непосредственно выделяем средства и прямо оплачиваем пиломатериалы или шины, аккумуляторы – и военные просто забирают.

– Некоторые главы общин говорили, что деньги, направленные на благоустройство, нельзя перебросить на военные нужды? Или это не так?

Да ну! Это касается только средств защищенных статей. Любые средства, за пределами защищенных статей, можно простым решением сессии перебросить на нужды, насущные для общины. Помимо защищенных статей все можно легко перебросить.

– Сколько людей выехало из общины? Сколько проживает сейчас?

Уехало людей во время войны немного. Около 40 детей и 300 взрослых. Это на 14 500 населения. Это дает нам статистика, а она неточна. Много движения, когда люди ездят туда-сюда.

– Что дальше? Каким видите будущее общины? Вы по сути в медвежьем углу.

Основное направление – деревообрабатывающая промышленность. Сельское хозяйство, переработка, обработка древесины. Элеваторы и так далее. Условия есть. Два элеватора в общине, они уцелели. Один из них большой, другой специализируется на сушке зерна. То есть задел есть.

– Враг окружает общину с трех сторон. Трасса на Гомель и Минск закрыта. Вы в углу, хотя раньше многие белорусы приезжали на закупки…

Да, многие товары дешевле у нас были.

– Много приезжало их?

Через Яриловичи доходило по 800 машин в день. Не только на Репки. И на Репки, и на отдых, и за покупками. Обычно, когда ехали из Чернигова, заезжали в Репки, дозатаривались и ехали в Беларусь. Вывозили отсюда коньяки, икру, шоколадные изделия очень ценили.

– Репки много получали из этого?

Имели немного. Большой погоды белорусы не делали, но машин здесь было очень много. Окружение влияет. Это не очень предсказуемый сосед. Что у него на уме, что он может сотворить? Логистически мы рядом. Все наши школы, сады, объекты инфраструктуры – в зоне доступа русской или беларуской артиллерии.

– То есть прямо без воздушной тревоги.

Да, просто прилетает. Правда, прямых прилетов не было. Но над нами летела авиация, бомбившая Чернигов. Каждый день, без 15 минут полночь, летала авиация. Кроме того, через нас летело много шахедов, направленных на Киев. В последнее время этих пролетов стало меньше. Возможно, выискивают другие маршруты, потому что здесь их очень много сбивали.

О героях Репкинской общины и оккупации

– Как оккупация повлияла на общину? Расскажите историю о главе местных охотников Кульгейко, который взорвал зашедших к нему домой оккупантов гранатой. Что там произошло ?

С Анатолием Кульгейко (председатель Репкинского центра Украинского общества охотников и рыбаков, УООР. – Ред.) произошло так. У орков в самом начале пропал беспилотник Орлан. И он был привязан к железной дороге и лесу. Они его искали по обе стороны железной дороги Чернигов-Гомель. И у них неожиданно возникла идея, что его могли сбить охотники. Им потребовались списки. Они поехали в УООР. Но там никого не было, было закрыто. Они поехали к Кульгейко домой. Он у нас был. И только он уехал, поступила информация, что орки уехали к нему.

Ребята позвонили, говорят ему: смотри, потому что тебя там ищут. И только Кульгейко приехал домой, через несколько минут они уже были во дворе. Он послал жену на кухню, тут же начали ломиться к нему в дверь. Она из кухни слышит, что потасовка в дверях. А потом сильный удар, что тряхнуло хату, аж кастрюли на кухне слетели.

Орки начали бежать, сколько раненых было и убитых – нереально. А у Анатолия Ивановича было сильное ранение головы, пытались его оперировать, но он в тот же день около полуночи скончался. На следующий день договаривались, чтобы орки выпустили машину в село Голубичи, откуда Кульгейко был родом. А они выпускали не больше 2-3 машин в день. Разрешили 10 человек, без телефонов. Всех обыскали. Такие похороны.

Они, кстати, уехали потом в УООР, но ничего толком не нашли. Он всю информацию унес и спрятал. А сам Орлан уже после деоккупации наши ребята обнаружили. Когда строили укрепление на Гомельском направлении. У него горючее закончилось и он банально упал и переломился пополам.

– Как проходила оккупация ?

Сначала они долго транзитом проходили. Один из мостов мы заложили шинами и сделали завал. Он был не проездной. Все населённые пункты и основные дороги были заранее завалены деревьями. В первый день полномасштабного вторжения, когда отошли наши пограничники, позвонили по телефону, говорят: идет колонна машин на Чернигов. А через 40 минут – поехали уже назад, избиты, извиты, все в крови, орки на подножках… И еще несколько орков бежали за машинами, их не подбирали.

А ближе к вечеру мы уже слышали грохот боя у Чернигова, в районе Равнополья. Они пытались ехать по обходным путям, по проселочным дорогам. Но повсюду встречали завалы. И три дня они их разбирали. Боялись, что они будут заминированы.

– Когда они вошли в Репки ?

Когда их колонну разбили под Черниговом, они бежали через Павловку. Там был завал. И тогда они по Любецкой дороге, от Днепра сюда к вечеру зашли. Но наши ребята набросали ежей, колючек, и этим колонну остановили.

– Ребята – это военные, или…

Да нет, чисто наши местные люди. Набросали колючек и шесть машин остановили. Последний их Урал с пиломатериалами доехал на голых дисках почти до центра города. Они убежали. Это было ночью. И к утру наши ребята все колеса заменили и все эти машины спрятали, кроме одной. Последним был этот Урал. Мы подцепили его трактором, тоже хотели утащить. И в это время орки на БТР с моста залетают и начинают стрелять по трактору. И захватили его. Ближе к обеду приехал начальник их росгвардии и начал – либо технику возвращайте, либо мы сделаем здесь зачистку. Технику им никто не отдал. И они в час начали выламывать двери в нашем райотделе и там располагаться.

– Когда это происходило ?

Это было уже в начале марта, как я помню. Часть подразделения осталась, часть хотела уехать. Но не получилось, потому что сошлось на митинг человек 800 и им не дали уехать. Был диалог на криках – мол, какого вы сюда приехали, вас здесь никто не ждал. И они тогда заперлись в райотделе. И дали известие – выбирайте пять человек и приходите на переговоры. На следующий день мы подошли, они ночевали там, бодрствовали, технику не глушили. Ибо им уже рассказали, что здесь все бандеровцы и агрессивны. Условия были встречными – вы возвращаете технику, а наши – мы блокируем Репки.

– Вы им ставили условия ?

Ну, а как. Нам нужно было выезжать из города, он был отрезан от общины. Мы отдали им эту спрятанную технику в конце концов. Но не всю. Одну единицу техники мы не отдали. Они ее так и не нашли. Вытряхнули из нее все по максимуму. Было два заправщика, орки жаловались, что там была солярка. Ну наши сказали, что не было. А раз не было – так и не было. Каждый день мы встречались на мосту. И каждый день на протесты выходило около тысячи человек (население Репок – около 8000 человек до полномасштабного вторжения. – Ред.). Но россияне и здесь "быковали" – "мы не будем с вашим бардаком разговаривать, вот подходит 5 человек от вас, с ними и будем". Разрешали выезжать то по две машины, то по четыре.

– В самих Репках они были ?

Стояли блокпостами вокруг. Но договоренность была такова, чтобы в самих Репках их не было. Еще от них фраза запомнилась: "мы вас присоединим к Беларуси, будете знать, как митинговать". Очень показательно.

– Трудно было перемещаться по общине во время оккупации ?

2-4 машины в день, просто для людей. С бензином была беда. Попасть в отдельные села, как Великая Весь или Вишневое, было крайне тяжело. Там они стояли капитально, практически не пропускали никого. Раз в три дня разрешали вывозить хлеб, лекарства, а затем разрешили проезд молоковоза.

– Вывозили ли детей ? И вообще, многие ли смогли уехать ?

Часть Черниговского региона, потому что многие бросились на дачи и были там заблокированы. Более сотни машин к нам почти сразу приехали с надписями "дети". Наши уже показывали им, как окольными путями попасть в Беларусь. Очень многие из них через Беларусь выехали на Европу.

– Много людей оккупанты убили в общине ?

9 человек погибли. Игоря Луцкого, когда они отступали, просто расстреляли из колонны. Скорая не успела доехать. Один из наших прорывался на Чернигов, еще одного расстреляли возле Равнополья, кого-то в спину застрелили где-то на дороге. В машинах у людей постреляли колеса, баки попробовали.

Еще 10-12 человек попали с огнестрельными ранениями к нам в больницу. Но их врачи спасли. Хотя с лекарством было напряжение страшное. Удавалось нашим ходокам за доллары купить антибиотики где-нибудь в Гомеле. Это было тяжело, потому что в Беларуси это все по рецептам. Но когда узнавали, что из Украины, белорусы выручали – продавали из-под пола.

Тем более там много выходцев из Украины или имеют родственников. Они заезжали, завозили продукты, родственников вывозили туда. Этот элемент помощи от белорусов действительно был.