Руководитель БЭБ о борьбе с тенью, делах олигархов и обосновании денег для БЭБ

Нужны ли в БЭБ бывшие налоговики и могут ли его детективами стать журналисты-расследователи?

Что нужно сделать, чтобы максимально детинизировать рынки подакцизных товаров, в частности табачных изделий и нефтепродуктов? И что происходит с изъятыми сигаретами и топливом?

О преступных группах, НАБУ, ГБР, СБУ, а еще – о деле Игоря Коломойского, делах против компаний Дмитрия Фирташа, Рината Ахметова, а также о том, как и зачем БЭБ объявило подозрения российским олигархам Михаилу Шелкову и Михаилу Фридману?

В конце концов, какие отношения у главы БЭБ с главой налогового комитета Рады Даниилом Гетманцевым? Сколько ведомству нужно денег в 2024 году? Дадут ли? Почему Бюро хочет, чтобы его закрепили за другим комитетом Верховной Рады?

Обо всем этом — в интервью исполняющего обязанности директора Бюро экономической безопасности (БЭБ) Андрея Пащука для LIGA.net.

1. О том, нужны ли бывшие правоохранители в БЭБ

– Можете для начала рассказать о своем профессиональном пути? Верно ли, что вы всю свою жизнь работали в правоохранительных органах?

Я окончил Киевский военный лицей (имени Ивана Богуна). После этого поступил в Национальную академию внутренних дел. В 2001 году – по распределению попал в Управление по борьбе с организованной преступностью (УБОП) Житомирской области. Там проработал 10 лет – от оперативника до руководителя оперативного отдела.

С 2010 года был приглашен в ГУБОП Украины. Сначала на должность руководителя отдела по противодействию международным организованным группам, затем – заместителя руководителя управления. Далее перешел в Управление по борьбе с киберпреступностью, затем – в Государственную налоговую службу. После этого два года работал заместителем руководителя компании в сфере агропроизводства по безопасности.

– Как вы оказались в БЭБ?

С 2019 года я работал в аппарате Совета по нацбезопасности и обороне (СНБО). После конкурсов в 2022 году пришел на должность заместителя руководителя БЭБ.

– Ваши критики, в частности депутат Ярослав Железняк, вполне обоснованно отмечают, что человек, желающий быть руководителем такого органа, не должен быть бывшим работником правоохранительных органов, ведь здесь нужны аналитики, а не правоохранители. Как вы реагируете на это?

Во-первых, назовите мне хоть какой-нибудь похожий орган, который не возглавляет бывший работник правоохранительной системы? Наверное, таких нет. Во-вторых, то, что я, например, прошел путь от простого оперативника до руководителя подразделения, это разве плохо? Не вижу в этом риска, скорее – наоборот. Поэтому, вероятно, не согласен с таким утверждением.

– Когда вы в 2018-2019 годах работали в агробизнесе, возникали ли у этой компании проблемы с правоохранительными органами?

Это был "белый" бизнес, поэтому особых вопросов со стороны правоохранителей не было. Были какие-то запросы, проводились следственные действия. Это воспринималось нормально. То, что иногда называют "наездами", я не ощущал в то время.

– Какого характера проблемы были у того бизнеса – размер налогов, кадровые вопросы или что-то другое?

В первую очередь, я бы сказал, честность персонала. Были кражи. Мы эти факты разоблачали – приглашали Национальную полицию. К слову, производственные мощности были в Донецкой области.

– БЭБ часто критикуют за большое количество бывших работников Налоговой милиции, которые "кошмарили" бизнес. Какой их процент работает в Бюро сейчас?

Я вот вам свою историю поведал. Так меня можно назвать налоговым милиционером? У меня ведь было это звание, но только два года. Или все же – я бывший работник УБОПа? А еще я работал государственным служащим в аппарате СНБО. Так кто я? (Улыбается.)

Поэтому точный процент бывших работников Налоговой милиции сосчитать сложно. Я ставил задачу нашему руководителю кадрового отдела сосчитать тех, кто более пяти лет был в ее составе. Именно таковых у нас 20%.

Почему так? Потому что я именно из собственной практики знаю, что сложившиеся специалисты в узких сферах — это те, у кого стаж более 4-5 лет.

После последних конкурсов у нас многое перешло из Национальной полиции, прокуратуры, Госбюро расследований.

– Если вы хотите делать больший акцент на аналитическую составляющую, почему тогда не брать людей с опытом, например журналистских расследований, условно, девушек из Bihus.Info?

На конкурс может податься кто-либо с соответствующим опытом. Приглашаем! Но надо понимать, что такое уголовный процесс и чем доказательства отличаются от просто догадок. Так что людям без опыта работы в правоохранительных органах гораздо сложнее.

Давайте им откроем налоговую базу и посмотрим, сколько они будут разбираться с тем, как она работает? Думаю, у них на это может и год уйти. Потому что это совсем другая прослойка баз данных. И составить на основе этих баз налоговой и таможни аналитический продукт с указанием рисков и объяснением происходивших процессов — довольно сложно.

Меня будут критиковать, но скажу, что учиться надо раньше, а тут уж нужно работать! Нет времени на длительную подготовку, и так нас критиковали за отсутствие достаточной активности. Аналитик должен прийти и начать выдавать продукт. От нас требуют результат уже сейчас.

– Что касается налоговых милиционеров. Ваш предшественник в должности руководителя – Вадим Мельник – рассказывал о случаях того, как органы внутренней безопасности Бюро ловили этих бывших работников на попытках применять упомянутые методы давления на бизнес. Насколько это распространенная практика?

Вообще, случаи злоупотребления или взяточничества наших работников – это подследственность Госбюро расследований (ГБР). Если говорить о нашей внутренней безопасности, в центральном аппарате подразделение сформировано на 70%. Он в большинстве своем ориентирован на выявление фактов и противодействие вовлечению в преступную деятельность работников БЭБ, то есть на предупреждение. Именно внутренняя безопасность обнаруживает такую информацию и обрабатывает ее.

Подобное втягивание может происходить разными способами – устрашение, подкуп, шантаж, создание воображаемой дружбы и прочее. Если же при работе работникам внутренней безопасности становится известно, что имело место преступление, они информируют об этом ГБР и другие органы для соответствующего реагирования. В дальнейшем они осуществляют оперативное сопровождение в таких расследованиях.

Кстати, мы уже видим попытки отдельных групп проникнуть сюда и получить доступ к нашей внутренней информации, носящей чувствительный характер.

– Недавно в интервью вы рассказывали, что БЭБ за последний период в пять раз увеличило количество дел, которые переданы в суд. С чем это связано?

Основное – это человеческий ресурс. У нас стало больше работников, возросла их мотивация, мы сделали больший упор на аналитику и больше синхронизировали их работу с детективами.

2. О борьбе с тенью на рынке подакцизных товаров

– Как вы выявляете нарушителей в сфере подакцизных товаров и как преодолеть "тень" в этой сфере?

Сейчас, как мы видим, это один из самых сложных проблемных вопросов для нашей страны. Об этом говорит и бизнес. Мы видим это по нашей аналитике. Поэтому сейчас, при поддержке правительства, усиливаем меры в этом направлении с привлечением других правоохранительных органов.

Есть поручение премьера по этому направлению. Двигаемся мы в трех основных плоскостях. Во-первых, это разоблачение преступных групп, специализирующихся на изготовлении и реализации подакцизных товаров.

Во-вторых, это ужесточение административной деятельности контролирующих органов. В первую очередь Государственной налоговой службы (ГНС) и Государственной таможенной службы (ГТС).

В-третьих, это выявление пробелов в законодательстве и внесение изменений для дальнейшего предотвращения таких проявлений.

– А уже есть наработка относительно необходимости законодательных изменений в сфере "детенизации"?

Да. Мы уже неоднократно отмечали, что льгота, введенная по уплате акцизного налога при ввозе сырья, используется преступными группами для того, чтобы получить ее неконтролируемые объемы для производства. Хотя, с другой стороны, это упрощает жизнь легальному бизнесу. Поэтому мы неоднократно обращались и в профильный комитет парламента, и в Минфин о том, что необходимо изменить подходы к администрированию таких операций. И здесь аналитики БЭБ делают четко то, что так хотели от БЭБ бизнес и законодатели – найти, как вытекают деньги из бюджета или почему казна их недополучает. Мы это находим, обращаемся к депутатам. Далее необходима их реакция посредством изменений в законодательство.

Потому что мы в своей аналитике видим в определенных сегментах несвойственные бизнес-процессы. К примеру, когда сырье накапливается, а потом внезапно портится. И на остатках такого условного "мусора" в 14 раз больше, чем при обычных производственных процессах. В настоящее время такое сырье учитывается суммарно в эквиваленте подакцизного налога на 25 млрд грн. Потенциально это могут быть потери бюджета.

Поэтому мы и предлагаем – необходимо изменить форму администрирования и утвердить технологические карты, где можно было бы фиксировать особенности производственных процессов.

– Сейчас самым известным производителем контрафактной табачной продукции является Винниковская табачная фабрика. Есть ли другие подобные изготовители? И видите ли вы их?

Остальные есть. И над ними идет работа. Думаю, в ближайшее время вы увидите наши действия в этом направлении. Нам известно, что был завоз соответствующего оборудования, которое не стало на учет в Налоговой службе. Есть факты, когда собственно оборудование для производства сигарет завозилось под видом другого – для упаковки порошков, химии и так далее.

Мы видим, что теневой рынок сигарет у нас не останавливается и продолжает прогрессировать по разным схемам.

Мы также видим, что у нас увеличиваются площади посевов под сырье. Причем подозреваем, что это генно-модифицированные культуры, которые могут расти в любых условиях. В промышленных масштабах. При этом у нас вообще отсутствует законодательство, регулирующее выращивание или контроль за сырьем.

– Другой вид подакцизных товаров – нефтепродукты. Там проблема неуплаты налогов при реализации топлива и мини нефтеперерабатывающих заводов (НПЗ), которые работают "втемную". Что делается в этом направлении?

Смотрите, здесь есть определенная неразбериха. С одной стороны, есть проблематика администрирования налогов. Это направление Налоговой. И есть собственно противодействие тем преступным группам, которые используют эти пробелы и получают сверхприбыли. Мы все же занимаемся именно этими группами – лицами, которые могут представлять угрозу и совершать преступления.

Поэтому в части администрирования налогов и бизнеса есть соответствующий орган – Государственная налоговая служба. А мы как Бюро экономической безопасности концентрируемся именно на противодействии лицам, использующим связанный с этим инструментарий – для совершения преступлений.

И такие группы есть. Потому что бизнес с подакцизными товарами довольно резвый.

По мини-НПЗ – у тех, которые мы мониторили, есть лицензионное оборудование, и они платят какие-то налоги. Это, конечно, возможно, прикрытие. И та часть, которую они платят, – гораздо меньше того, что соответствует производству. Это усложняет механизм документирования фактов неуплаты.

К тому же сейчас, во время войны, их продукция важна для потребителей. Поэтому здесь нужно действовать комплексно – административные меры, правоохранительные, изучение и устранение причин неуплаты налогов.

– Что происходит с изъятой подакцизной продукцией – с сигаретами и топливом?

Для нас это проблема, потому что своих складов для ее хранения у нас нет. А передавать ее сразу на нужды ВСУ, например, мы не можем – есть определенная процедура. Сначала суд налагает арест на изъятое имущество. После того как военные части из открытых источников узнают об этом, они присылают к нам письмо с запросом, действительно ли имущество есть. После этого, если действительно оно есть, военно-гражданская администрация обращается в суд о снятии ареста и готовит приказ о его принудительном изымании, а мы уже на этом основании и через соответствующие акты это имущество передаем в ВСУ.

– Если обобщить, что нужно, чтобы противодействовать распространению нелегальной подакцизной продукции?

Нужен комплекс мер, среди которых противодействие преступным группам, которые есть и с которыми нужно бороться. Чтобы это было эффективно, нужны дополнительные ресурсы: инструменты, люди.

У нас, к примеру, сейчас восемь территориальных управлений. А в Днепропетровской области, где есть концентрация этих же мини-НПЗ, теруправления нет. Ближе всего – в Полтавской области. Это значительно усложняет работу.

– А вообще БЭБ может это делать?

Центральный аппарат может. Но это опять же — вопрос человеческих ресурсов.

– Что касается подакцизных нефтепродуктов, какие изменения в законодательстве нужны?

Схожие с табачными изделиями: те же технологические карты с четким определением объемов потребления электроэнергии, например. Это будет основание высчитывать, сколько могло быть произведено продукции. Далее – характеристики сырья. Там ведь тоже манипуляции. Из той же тонны нефти могут производить разное количество нефтепродуктов.

А когда все это будет в электронном виде и мы сможем через определенные узлы иметь ко всему доступ, тогда вообще эффективность работы должна вырасти в разы.

Поэтому, собственно, нам нужна такая аналитическая система, которая позволяет оценить факты и предотвратить уклонение или злоупотребление. Тогда не придется ходить и, условно, наблюдать – идет дым из трубы или нет.

Но опять же, это потребность в дополнительных ресурсах.

– А много таких преступных групп у нас сейчас, во время войны? И на чем они специализируются?

Конечно, они есть. В этом году мы уже направили в суд дела по десяти таким группам. Ведь любое масштабное экономическое преступление требует определенного распределения ролей, подготовки.

Это, в первую очередь, те сферы, где существуют сверхприбыли. Те же подакцизные товары.

– Это, условно, компания, занимающаяся уклонением от уплаты налогов?

Не совсем. Если брать уклонение, то здесь нужно разделять группы, которые создают инструментарий для уклонения – центры конвертации по линии налоговой, группы "очистки" на таможне. И есть бизнес, который пользуется этим.

Мы в своей работе в первую очередь ориентируемся на противодействие тем, кто создает этот инструментарий.

3. О НАБУ, ГБР, СБУ, деле Коломойского и олигархов

– У вас есть пересечение дел с НАБУ, ГБР, СБУ и другими структурами?

Относительно этого есть четкое распределение подследственности, которое предусмотрено ст. 216 Уголовно-процессуального кодекса (УПК).

Определенные проблемы там есть по ст. 191 Уголовного кодекса (присвоение, растрата имущества или завладение им путем злоупотребления служебным положением), где мы имеем подследственность, если речь идет о 2-5 млн грн. А кроме нас, в зависимости от сумм, это может быть Нацполиция или НАБУ, если сумма выше.

– Что касается дела Коломойского. Вы в ней пересеклись с НАБУ. Даже речь шла о том, кто первым объявит обвинения.

У нас нормальное сотрудничество. Но это разные схемы, разные расследования, они не пересекаются. Кроме этого производства, БЭБ расследует еще несколько дел, где фигурируют компании и лица, связанные с Коломойским, там есть определенные результаты, мы рассказывали о них. Но следствие продолжается, поэтому разглашать детали пока мы не можем.

– Есть информация, что была утечка из НАБУ, после которой БЭБ и СБУ ускорили оглашение подозрения.

Это официальная информация? Думаю, если бы в НАБУ была утечка, они бы проводили служебное расследование. К тому же какой смысл нам спешить?

– Как вариант: чтобы скрыть Коломойского от НАБУ, чтобы он лишнего не рассказал.

НАБУ допущено к любым следственным действиям с этим лицом, спокойно входит в него. Я не информирован о том, что имела место какая-то утечка и мы помешали деятельности Антикоррупционного бюро.

Всем угодить сложно. Не трогают олигархов – плохо, трогают – тоже не так. Но нравится это кому-то или нет, но БЭБ – структура, среди всех за короткий срок дотянувшаяся до нескольких олигархов и системно расследующая эти дела.

– В чем сложность таких дел, где фигурируют олигархи?

По этому делу – оно во многом политизировано. Еще именно в этом случае – события, удаленные от настоящего по времени. Поэтому со сбором и анализом доказательств есть определенные сложности. Это вообще из практики – в ходе расследования дел экономического и коррупционного характера желательно иметь определенную упреждающую информацию и документировать именно в периоде подготовки или совершения преступления. В любом случае такие дела сложные.

- На какой стадии дела по газораспределительным компаниям Дмитрия Фирташа? Есть ли дела в отношении, например, компаний Рината Ахметова?

Да, есть. Что касается компаний Фирташа – 15 человек уже сообщено о подозрении. Наложен арест на имущество и корпоративные права олигарха. Следствие продолжается.

Вообще все подобные дела очень сложные. Причины назвал. Но у всех у нас работают группы детективов, активно привлекаются аналитики. И для оперативного сопровождения мы привлекаем Службу безопасности Украины, потому что свои оперативные подразделения еще создаем.

К тому же в этих делах речь идет о национальном интересе. Детали не расскажу, это прерогатива детективов, но в процессе расследования все, что необходимо и прокурорам, и детективам, мы делаем максимально. Мы устанавливаем круг причастных, готовим материалы для привлечения их к ответственности.

По сложностям – часть причастных находятся за пределами нашей страны. Это требует согласования наших шагов с партнерами других стран и юрисдикций.

Еще одна из задач – найти то имущество и средства, приобретенные в такой противоправной деятельности. А они тоже частично за границей. Соответственно, это другое уголовно-процессуальное законодательство, для которого нужны интеграции и согласования, переводы.

– В августе вы объявили подозрения российским олигархам Михаилу Шелкову и Михаилу Фридману. Это обоснование для конфискации имущества? Им же по поводу этих подозрений безразлично.

Есть процедура по оглашению подозрений. В частности, если человек за границей. Гражданство на это не влияет. А после объявления подозрений идут уже другие процессуальные действия – арест имущества, поиск средств за границей.

– Каково ваше личное мнение относительно инициативы передать борьбу с большой коррупцией БЭБ и СБУ?

Если бы был какой-то конкретный законопроект, я тогда мог бы комментировать. А так комментировать не вижу смысла.

4. Зачем БЭБ деньги

– Давайте о деньгах. Сколько на этот год у БЭБ финансирования? Сколько предусмотрено в проекте закона о госбюджете на 2024 год? И сколько бы вы хотели?

В конце 2022 – начале 2023 года, насколько мне известно, никаких консультаций с руководством БЭБ по финансированию на год не было: взяли показатели 2021 года и предусмотрели ту же сумму.

Когда же стал очевидным рост нагрузки на следователя и ясно, что у нас не будет открытия региональных подразделений, было принято решение о необходимости увеличения штатной численности – нужно постепенно приближать его к предусмотренному законодательством. Для этого возникла необходимость увеличения финансирования на 315 млн грн.

Сейчас мы знаем, что могут выделить еще 215 млн грн. У нас были консультации с Минфином и Кабмином – обосновали потребность. Они поддержали запрос. Но бюджетный комитет парламента выделение части этих средств упразднил.

– На следующий год вам дают 1,7 млрд грн, а вы хотели 4,5 млрд грн?

Не то что "хотели бы". Эти средства необходимы для завершения формирования службы. А в случае финансирования на уровне 1,7 млрд грн мы сможем выплачивать заработные платы, открыть два новых территориальных управления в регионах, где сейчас видим больше рисков – в Винницкой и Днепропетровской областях. Но основная часть средств – это все же для построения единой информационной системы, предусмотренной законом, и по которой мы даже не можем приступить к разработке проекта.

Обращаю внимание: это не такой аналог СМКОР, как у наших коллег из Налоговой. Он не будет останавливать уплату или финансовые операции. Хотя нас часто путают. Наши аналитики воспринимают субъектов совсем не так, как налоговики. Потому что даже когда речь идет об "уклонистах" от уплаты налогов, нам нужны не только они сами, а те, кто организует схемы уклонения. Это всегда конкретные личности. Поэтому необходима система, которая позволит синхронизироваться с базами различных госорганов и служб, а также анализировать риски, статистику, массивы данных.

Для начала нужно построить информационное ядро, которое позволит собирать эти данные с государственных и негосударственных ресурсов, тех же баз таможни, налоговой. У нас в государстве 384 базы данных. Практически сейчас каждый орган имеет свою базу, со своими чертами. С ними нужно как-то синхронизироваться, необходим отдельный защищенный канал.

Это нам значительно упростит работу и увеличит ее эффективность. Поскольку сейчас аналитик, имеющий определенную информацию, идет к одному компьютеру, подключается к конкретной базе из него – выбирает информацию вручную. Затем идет к другому компьютеру, чтобы то же сделать по другим базам. Это значительные потери времени.

Мы сделали запрос на наших украинских исполнителей, сформировали определенное видение технического задания. Думаем, что они вполне смогут это реализовать.

– Сколько может стоить разработка такой базы?

Не могу сказать. Диапазон: от нуля до бесконечности.

– Представим, что налоговый комитет Рады не хочет давать вам 4,5 млрд грн. Как вы аргументируете ему и обществу в целом потребность в этих деньгах? Чтобы это, скажем так, не превратилось в большое количество тунеядцев, которые будут бегать и "кошмарить" бизнес .

Давайте тогда разложим по полкам эту историю. Во-первых, у нас даже при нынешних условиях в этом году есть результат – 1,8 млрд грн возмещено в бюджет во время расследования всех уголовных производств.

Во-вторых, мы не допустили потери госбюджета. Если брать подтверждающие письма Налоговой, то там по налогу на добавленную стоимость плюс более 5 млрд грн. По игорному бизнесу имеем увеличение платежей в бюджет более чем на 4 млрд грн. А именно БЭБ ведет расследование по этому поводу. Акцизная группа товаров – мы изъяли из оборота продукции, из которой не уплачен акциз, на 3,1 млрд грн.

Хотя с этими показателями работы тоже нужно осторожно быть, чтобы мы не спустились к тому, чтобы работники БЭБ требовали уплаты конкретных сумм в бюджет.

– А сейчас какие показатели эффективности у детектива?

Те, которые депутаты определили в законе. Основные из них – это количество производств, подозрений, направленных в суд дел и возмещение ущерба. Ведь мы должны на какую-то конкретику ориентироваться. Я, как руководитель, должен требовать, чтобы подчиненные понимали критерии оценки их деятельности.

– Недавно член налогового комитета Рады Ярослав Железняк в своем ТГ-канале обнародовал информацию о том, что вы направили письмо председателю ВР с просьбой перевести БЭБ в комитет по вопросам правоохранительной деятельности.

Не перевести, а определить. Потому что вообще нет определения, за каким комитетом мы закреплены. Только потому, что когда депутаты формировали комитеты, БЭБ еще не было.

– А насколько целесообразно прикреплять подобные органы к комитетам?

Для более эффективного сотрудничества. К примеру, сейчас разрабатывается новый закон по нашему Бюро. И мы видим определенные риски в нынешних формулировках. Чтобы донести свою точку зрения парламентариям, желательно иметь постоянную коммуникацию.

– Почему вы не хотите в комитет по налоговой политике, а хотите в правоохранительный комитет?

Там же в письме есть обоснование. В законе о БЭБ четко прописано, что у нас криминальная аналитика. Тот бизнес, который работает "вбелую", вообще не должен знать о существовании БЭБ. Мы работаем не с бизнесом напрямую, а с базами – выявляем риски, устанавливаем факты.

– Есть мнение, что БЭБ работает по указанию из Офиса президента. Как вы можете это прокомментировать?

Мы, конечно, никаких указаний из Офиса президента не получаем. Из других структур — тоже. Это некий стереотип, который постоянно подогревается. Я последний и единственный раз был в ОП, когда президент проводил встречу с антикоррупционными органами – в конце сентября 2023 года.

– Какие у вас отношения с главой налогового комитета Рады Даниилом Гетманцевым? Он же оказывает большое влияние на то, сколько БЭБ получит денег в бюджете.

У нас была одна встреча. Я рассказывал об имеющихся проблемах, с тем же акцизом, системных негативных явлениях в экономике. Аргументировал необходимость создания единой аналитической системы и, конечно, поспорил по поводу заработной платы для работников БЭБ (смеется).