Я – националист, но реально смотрю на вещи – будет стагнация. Беседа с владельцем Meest

Большинство украинцев не готовились к полномасштабному вторжению РФ, потому что не верили в это. Не верил и владелец международной группы компаний Meest Ростислав Кисиль, поэтому для его бизнеса война стала шоком. "Руководство государства говорило, что все будет хорошо, мы верили им", — вспоминает он.  

Подписывайтесь на полезный легкий контент в Instagram

Несмотря на это, Meest продолжает работать и доставлять посылки как внутри Украины, так и из-за рубежа. В международной доставке компания остается лидером, а на внутреннем рынке планирует увеличить свою долю.  

В интервью LIGA.net владелец Meest Ростислав Кисиль рассказал о выживании во время войны, тарифах на доставку и амбициях на будущее.

Ждали ли вы войну, готовились к этому, возможно, был какой-нибудь план?

Как и большинство украинцев, мы не готовились к войне, она застала нас врасплох. Лично я до последнего не верил, что такое может произойти. 23 февраля я был в Киеве, собрал на совещании где-то 70 сотрудников Meest, и вот некоторые из них мне говорили: наверное, будет война. Я им ответил: люди добрые, о чем вы говорите? Какая война, успокойтесь.

Ночью я поехал на машине во Львов, а когда приехал домой — началась война. Мне очень досадно, что я не предвидел такое развитие событий, да еще людей настраивал на позитив. И сам был так настроен.

Как это отразилось на бизнесе? Какая его доля остановилась? 

Была паника, если честно. Мы не знали, как вытащить своих сотрудников с оккупированных территорий (это была первоочередная задача). Кого смогли — эвакуировали, это многие сотни людей, которых мы перевезли во Львов. Приют обустроили прямо в офисе: когда наши львовские работники ушли домой, мы заносили матрасы и белье прямо в их рабочие комнаты, и так спасали людей.

Наши посылки и рабочие автомобили также остались на оккупированной территории, в том числе на юге. Договариваемся с людьми, возмещаем им деньги, и эти затраты ложатся на нас.

В марте в Meest работало около 6-7% бизнеса. Было тяжело, но мы благодарны нашим Вооруженным силам, что не пустили агрессора дальше.

До войны у нас была довольно хорошая перспектива, были планы, в частности, по инвестициям, например, активно заходили в почтоматы, закупали электронику для них. Сейчас все это приостановлено, есть определенные кредитные обязательства.

Как мы выживаем? Это прежде всего оптимизация. Спасибо всем менеджерам, всем, кто работал в компании и понял ситуацию — многие ушли в отпуск за свой счет, многие работали почти на волонтерских началах, все — чтобы сохранить компанию.

К сожалению, нам пришлось сократить немало работников, около полутысячи. Это почти 30% от общего количества — до войны у нас работало 1800 человек.

А кого в основном уволили?

В большинстве своем это были наши работники с севера: Сумы, Чернигов, оно все за один день накрыло. Закрыли весь юг. У нас в каждом городке есть филиалы — Мелитополь, Бердянск, Каховка, Херсон. В настоящее время они не работают.

Пришлось ли урезать зарплаты?

Я горд, что наши топ-менеджеры (уровня B и B − 1) сами предложили мне урезать их зарплаты, чтобы у нас осталась возможность содержать большую команду. А некоторые из них вообще месяц работали без зарплаты.

Сейчас мы постепенно возвращаемся к рыночным зарплатам, хотя я еще не могу сказать, что мы вернулись на свой довоенный уровень. Надеюсь, это произойдет в ближайшее время.

У тех людей, которые получали меньшие зарплаты, сокращений не было, ведь эти деньги шли на проживание семей. Никаких задолженностей перед ними у нас нет.

На сокращение каких расходов пришлось еще пойти в пределах оптимизации?

Первым мы сократили маркетинг, сейчас планируем понемногу восстанавливать.

Также до войны мы активно занимались благотворительностью. В частности, за 2020-2021 годы вложили $700 000 во Львовскую больницу скорой помощи — купили оборудование и дали средства на развитие. В целом за этот период мы сделали около $3 млн благотворительных взносов.

В этом году мы также планировали передать на больницу $300 000, но сейчас временно приостановили такие проекты из-за невозможности реализации. Нас понимают. Но мы обещаем: станет лучше, будем зарабатывать, будем снова помогать.

Инвестиции тоже были вынуждены сократить: я уже говорил о почтоматах; кроме того, планировали купить новые машины — от них мы тоже отказались; планировали построить собственные склады в определенных городах, но, к сожалению, не сейчас. Многое заморожено.

Например, у нас большой карьер в Житомирской области, который производил 35 000 тонн щебня в месяц, — он сейчас не работает. Мы планировали расширить его и закупить новую технику.

Много ли у вас людей мобилизовали? Может, кто-нибудь в теробороне?

Как и в других компаниях, многие работники пошли в тероборону. Например, руководитель нашей службы безопасности, генерал, пошел руководить теробороной Львова. Многие ушли на фронт. К сожалению, есть погибшие. Помогаем их семьям.

Около 70 человек воюют на фронте, 100-150 человек в теробороне, но тоже уже воюют, а многие работают, но все равно записаны в тероборону.

На сколько удалось восстановить работу бизнеса?

Конечно, сейчас бизнес постепенно восстанавливается, все благодаря тем оптимизациям и людям, которые продолжают работать, несмотря на войну.

Все-таки главный бизнес Meest — международная доставка, здесь мы считаем себя №1 в Украине. Хотя с начала войны он вообще остановился, в марте — середине апреля было 0%.

С апреля постепенно начали восстанавливать то, что можно было восстановить, доставлять там, куда можно доставлять. К началу июня нам удалось на 35-40% возобновить работу компании по внутренним проектам, в международных проектах этот процент теперь равен 75%.

Ну и все же стоит учитывать, что Meest — это прежде всего крупный международный бизнес, мы работаем во многих странах мира и имеем поступления в валюте. Нам проще, потому что мы зарабатываем не только в Украине, и это помогает нам выживать. Честно, было бы очень тяжело, если бы не это.

Изменилось ли что-нибудь для зарубежного бизнеса? Какая ситуация с ним?

Почти ничего не изменилось. Мы доставляем посылки из крупнейших мировых интернет-магазинов более чем в 40 стран мира (помимо Украины). Это Европа, Азия, Северная и Южная Америка.

Наша доля рынка там не так велика, как в Украине, но мы продолжаем работать и не останавливались. Наша стратегия — расширение этого бизнеса. Мы гордимся тем, что мы именно украинская компания, которой удалось построить столь крупный международный бизнес.

И как этот бизнес помог украинскому выжить?

В Украине у нас жирового запаса не было вообще, а тут еще бизнес упал со 100% до 6-7%. Все средства, которые мы зарабатывали за границей или накопили благодаря своей работе там, нам пришлось отдать в поддержку ликвидности украинских структур.

А суммы можете назвать, какими дофинансировались?

Много. Это миллионы долларов.

Закрытие портов повлияло на вас? Выросла ли нагрузка на другие виды перевозок?

Мы не работаем с нашими портами и никогда не работали. Мы работаем с портами в Германии, Нидерландах и Польше. Авиаперевозки также все идут через Европу: Амстердам, Франкфурт, Варшава и так далее.

А почему вы не работали с украинскими портами? Не было ли до войны планов начать сотрудничество?

Ну как вам сказать, одесские порты — это постоянные проблемы. Коррупция, одним словом. Чтобы что-то забрать, нужно с кем-то о чем-то договариваться. В европейских портах мы ни с кем не договариваемся. Это — небо и земля. Я ведь не открываю Америку, все это понимают.

До вторжения в компании заявляли, что будут бороться за внутренний рынок, в том числе с помощью сети современных почтоматов. Изменились ли эти планы? Вы все равно планируете бороться с двумя фактически монополистами на рынке?

Вы правильно сказали, на рынке есть два монополиста по объемам (Новая почта и Укрпошта. — Ред.). Мы третьи. Однако на ближайший период трудно прогнозировать, что именно мы будем развивать — почтоматы или будут другие затратные проекты.

Во-первых, мы сейчас очень осторожно тратим средства, ведь не можем позволить себе такие масштабные проекты, как до войны, или брать кредиты, инвестировать во что-то новое. Как и все в Украине, мы верим в победу, однако ситуация сейчас очень шаткая и неизвестно, когда все закончится.

В то же время мы создаем новые продукты и продолжаем конкурировать на рынке Украины. Есть ли амбиции победить первых двух монстров? Надо здраво смотреть на вещи — они очень сильно оторвались от нас.

Поэтому мы планируем сосредоточиться на обслуживании идущего в Украину международного трафика и будем предоставлять соответствующие услуги по правильным ценам.

Мы будем третьей компанией, мы не боремся сегодня за лидерство, мы боремся за долю рынка. Наша задача получить определенный процент.

Какой?

Приблизительно 14-15%. Когда мы это сделаем? Думаю, в перспективе до трех лет.

С рынка Украины мы не уходим, будем работать здесь и дальше. В частности особое внимание планируем уделить качеству обслуживания, с чем до войны, каемся, иногда испытывали определенные сложности.

А сейчас какая у вас доля?

Недавно мы проводили исследование, выборка из 2000 опрошенных по всей Украине показала, что на внутреннем рынке у нас есть 4-5%.

По международной доставке из Украины — 15-17%. Но эта статистика имеет погрешность из-за доставки писем Укрпоштой. По нашим личным оценкам, по посылкам у нас — около 50% международного рынка.

Поднимать тарифы не планируете?

Напротив, на экспортную доставку мы даже снизили тариф, а на внутреннем рынке пока держим цены. Посмотрим, что будет дальше.

Мы смогли оставить фактически самые низкие на рынке цены на отправку из Украины в Европу, Северную Америку. И это при том, что рост спроса на эти отправки велик, каждый месяц мы имеем плюс 30%. Это наш мощный продукт.

Сейчас все игроки рынка хорошо предоставляют аналогичную услугу, однако наше преимущество в том, что фактически в каждой европейской стране у нас есть свой хаб.

Началась война, вы к этому не готовились. Вы собирали топ-менеджмент, переорганизовывали управление?

Мы планировали превратить украинский бизнес в серьезную корпоративную международную структуру. Поэтому с сентября наняли профессиональное правление — двух европейских специалистов, владевших украинским языком.

Они работали с нами до 24 февраля — и случилась война. Уже 25-го числа они уехали за границу и на этом все закончилось. В марте мы собрали критический менеджмент из украинских сотрудников и начали разрабатывать сценарий, чтобы выжить.

Сейчас мы уже уверенно стоим на ногах, больше нет опасности, что у нас что-то рухнет. Мы сохранили все бизнесы, потому что кроме почтово-логистического у нас много направлений. Будем их возрождать по мере того, насколько они будут нужны Украине.

Относительно структуры, которую я, как собственник, выбрал, — это модель "управляющий партнер". То есть каждое из направлений бизнеса мы отдаем в управление и развитие менеджерам, которых подбираем. Считаю, что сегодня это самый лучший способ.

Я не могу управлять этой огромной структурой самостоятельно. Да, я являюсь президентом всей группы компаний, но это больше титульное звание.

Есть ли у вас сейчас стратегия? Каков вообще горизонт планирования?

Мы сейчас взяли хороших консультантов, вырабатываем стратегию. Мы не заглядываем слишком далеко, не строим иллюзорных планов (это о бизнесе в Украине, у зарубежного бизнеса стратегия почти не изменилась).

Планируем корректировать свои первоочередные задачи от месяца к месяцу. Вот так мы работаем.

Наша стратегия — выжить, удержаться. Если есть возможность, мы развиваемся. Но чтобы мы строили что-то стратегическое, большое, говорили "давайте возьмем кредиты, построим склады" и еще что-то подобное — нет. Этого мы сейчас делать не будем.

Я так понимаю, вы пессимистично смотрите или, скорее, реалистично относительно завершения войны.

Я не пессимист, я ярый украинец, националист. У меня есть канадский паспорт, я мог бы спокойно жить там. Но я здесь. Однако сейчас я уже реальнее смотрю на вещи, я больше не хочу надевать розовые очки, как я это уже сделал в начале войны, и говорить людям: вот завтра все завершится.

Мне 62 года, поэтому даже сейчас у меня есть возможность выезжать за границу — в США, Европу. И смотря на нашу жизнь здесь, на европейцев, и на то, как нас сейчас воспринимают в мире, я думаю, что в ближайшие годы нам будет очень тяжело.

До войны у нас было много предложений по совместной деятельности в Украине, по инвестициям от зарубежных партнеров. Сейчас пока не о чем говорить. Так как у нас война.

Индустриальные парки, которые мы собирались строить, заводы, офисные центры, которыми хотели привлекать соответствующих инвесторов. Теперь все это стало нереальным. В ближайшие годы вряд ли что-либо изменится, будет серьезная стагнация.

Я — украинец, националист, но я стараюсь реально смотреть на вещи.