"Не общаюсь с акционерами – это мой иммунитет". Евгений Дыхне о конфликте в МАУ. Интервью

В конце ноября вышел наружу конфликт внутри крупнейшей авиакомпании страны "Международные авиалинии Украины". В судебном реестре появилось неожиданное дело: президент МАУ Евгений Дыхне оспорил решение акционеров о своем увольнении.

Подробности в большом интервью Forbes раскрыл глава наблюдательного совета и один из совладельцев МАУ Арон Майберг. По его словам, все акционеры договорились уволить Дыхне, поскольку тот не оправдал надежд. Но регистратор не внес изменения в документы, ссылаясь на технические детали. Дыхне заблокировал решение через суд.

В интервью LIGA.net он объясняет мотивы своего решения, рассказывает, когда начался конфликт между акционерами, среди которых есть и Игорь Коломойский, и раскрывает планы компании на лето. Да, они есть и большие.

Два увольнения

– В каком статусе вы сейчас находитесь?

– Я действующий президент МАУ. Но если вы спрашиваете о нынешнем корпоративном конфликте, мне нужно вернуться в историю. Арон Майберг пригласил меня в компанию в 2019 году. Я с интересом отнесся к предложению. Мне предложили провести реформы в компании, получить экономический результат. У меня были вопросы о полномочиях – смена персонала, структуры и т.д. Арон Майберг ответил: все, что нужно. В таком ключе началась моя работа.

Конечно, я не ожидал, что придется столкнуться с беспрецедентными событиями: сначала гибель нашего самолета в Иране, а буквально через месяц – начало пандемии.

И в тот сложный момент, когда компании надо думать, как выживать, весь перрон забит самолетами – происходит кризис отношений между акционерами. Для Арона Майберга было очень важно, чтобы в этом конфликте я, как исполнительный орган, принял его сторону. Я же выбрал абсолютно независимую и равноудаленную позицию. Сказал, что есть устав, я не буду вмешиваться в отношения между акционерами и заинтересован в том, чтобы они быстрее решили разногласия. Потому что это категорически не помогает компании. Его такая моя позиция не устроила, и я написал заявление.

– Еще в 2020 году?

– Да, в марте. Написал заявление, подал его в наблюдательный совет. Прошла очень быстрая процедура увольнения, я получил приказ и пошел собирать вещички. На следующий день, когда я упаковал коробку, вдруг приезжает парламентарий от Майберга – юрист, главный аутсорсер в юридических вопросах компании в судах.

– Речь об Олеге Бондаре?

– Я бы не хотел называть имя. Так вот, когда я был практически сутки безработным, мне сказали, что конфликт улажен. Предложили вернуться к контракту. Я посчитал, что для компании в тот момент будет лучше, чтобы я вернулся. Ситуация в марте 2020 года отличалась от нынешней тем, что она прошла в рамках юридических процедур компании. И я бы спокойно со своей коробочкой шел на выход. Я просто не знал, кому передать дела.

- В чем отличие? Господин Майберг заявлял, что все акционеры сейчас подтвердили решение уволить вас.

– Этого решения никто не видел. Поверьте, для меня все это очень странно и некомфортно, но мой спор с компанией как раз заключается в том, чтобы понять, по какой процедуре меня уволили. Мне никто об этом не сообщил. Я узнал об увольнении абсолютно случайно от регистратора, когда занимался рутинными вопросами изменения КВЭДов. Как такое может быть? Говорят: с вашей доверенностью пришел юрист менять президента компании с вас на себя. Нонсенс! Поэтому я потребовал предоставить мне протокол собрания акционеров. Мне его не предоставили.

– У кого потребовали?

– У того же юриста. Он же председатель собрания акционеров, а еще член наблюдательного совета Аэрохендлинга, компании, обслуживающей нас в Борисполе. Для меня этот юрист создает дискомфорт и непрозрачность во многих процессах. Я теперь понимаю, почему такие ущербные хендлинговые договора у МАУ. Факапы Аэрохендлинга не позволяют компании МАУ сказать: слушайте, больше мы не можем так работать. В них нет четких прав заказчика.

– МАУ разве не владелец Аэрохендлинга?

– МАУ – владелец другой компании – Интеравиа. С Аэрохендлингом МАУ не имеет никаких юридических соприкосновений. А господин, о котором вы спрашивали, – имеет.

– Вы обратились за протоколом. Что в результате?

– Протокола мне никто не предоставил. И находясь в этой непонятной ситуации, я обратился уже к своим личным юристам за советом. Они посоветовали действовать юридическим способом. В чем мотивация? Я же не мальчик, которого взяли и убрали с работы. Я давно в отрасли, имею компетенцию и не могу просто так прийти и уйти. Что скажу коллегам, жене, детям? Давайте, я отчитаюсь о работе. Ели что-то не так, давайте обсудим.

– Со слов Арона Майберга, за пару месяцев до этого, в сентябре 2021-го, между вами был разговор об уходе.

– Был разговор, который состоял вот в чем. Вы назначены по моей квоте, это наши акционерные договоренности, я могу вас уволить, когда посчитаю нужным и взять любого, кого посчитаю нужным. Он предложил написать заявление и получить компенсацию, кажется, за шесть месяцев. Но для меня неприемлемо уходить из компании таким образом. Это означает признание своей несостоятельности, когда я уверен, что  результаты в компании позволяют говорить: многое сделано и сделано правильно.

– Майберг попросил вас уйти в марте 2020-го и попросил сейчас. Все же в чем существенная разница?

– Тогда было мое желание уйти, чтобы не участвовать в конфликте между акционерами. Я не видел возможности работать в таких условиях.

– Сейчас очевидно тоже есть конфликт.

– Очевидно, есть.

– Если посмотреть со стороны, удивляет, что вас позвал Майберг, а вступился в ходе первого увольнения в марте 2020-го Игорь Коломойский. Нет ли здесь противоречия? Возможно, Майберг считал вас своим менеджером, а пришел к выводу, что вы представляете вторую группу акционеров.

– Это связано с культурой управления компанией. Когда во главу ставится не компетенция, а работа в чьей-то группе, тогда и возникают подобные истории. Меня пригласили для определенных уставом действий в компании. Пообещали независимость. И я не перехожу в состояние объекта ни для одного, ни для другого. А привычка рассматривать людей как фигуры на шахматной доске возможно наталкивает на мысль: если не я управляю человеком, значит им управляет кто-то другой.

– Но по сути вы пришли в точку, когда вас вторая группа защищает. И возникает лояльность к защитникам.

– Отношения между акционерами – это отношения между акционерами. И я точно не участвую в их конфликте.

– А в чем конфликт?

– Сегодня компания находится в очередной самой низкой точке по кешфло – зима, ноябрь. Ей необходима финансовая помощь. За отсутствием любых других инструментов финансирования – банки, помощь государства или что-то еще – мы можем эту незначительную финансовую инъекцию получить только от акционеров.

Я не знаю, что между ними происходит, но я написал уже несколько писем: нам в такие-то сроки для нормальной деятельности компании нужно столько-то. Это ли вызывает разногласия между акционерами, не могу вам сказать.

Деньги и владельцы

– Сколько денег нужно компании?

– Это незначительная сумма, которая нужна на короткий период.

– Первая беседа с Ароном Майбергом была после лета – тогда с кешфло все было хорошо. Сейчас на носу Рождество и Новый год – тоже удачное время. Кассовый разрыв возможен только если у вас крайне низкая глубина бронирования.

– Вы правы. Основная проблема сейчас, наверное, по всему миру, – глубина продаж, условно, на две недели. Мы проходили нижнюю точку в другие годы благодаря тому, что в ноябре уже продавалась весна. Люди планировали поездки. Не секрет же, что мы отдали пассажирам в период пандемии $55 млн, не считая ваучеры. Мы находимся в уникальной ситуации, и акционеры должны поучаствовать, чтобы компания двигалась дальше. Это не проблемы менеджмента, это настоящая уникальная ситуация для бизнеса.

– Раз уж мы коснулись финансов. Вы как СЕО нашли для себя ответ на вопрос: зачем акционерам компания, которая в последние годы показывает отрицательную EBITDA чаще, чем положительную?

– (Пауза.) Первое, менеджмент верит в успех компании. Разработанная стратегия даже в этих тяжелых условиях показывает, что мы находимся в состоянии высокой подготовки к будущей конкуренции. За два года очень серьезно уменьшены косты. У нас недавно работала Lufthansa Consulting. Совместный вывод: из классических компаний по костам мы – лучше, чем почти все наши классические конкуренты и очень приближены к Pegasus. Лучше нас – Wizzair и Ryanair. Для классической компании – суперрезультат.

Второе, мы верим что наша модель оперирования с хабом в Борисполе дает на украинском рынке большие конкурентные преимущества. За исключением некоторых несвоевременно принятых решений, когда за 2014-2019 годы никто не урезал сеть, и компания продолжала выполнять убыточные рейсы, облетая Крым, Донбасс, Российскую Федерацию.

Даже сегодня в пандемию у нас около 30% транзитных пассажиров. В апреле-мае 2022 года мы вернемся в сеть и, уверен, будем конкурентоспособны. Мы верим, что компания будет нормально работать и передаем эту веру акционерам.

- Не связано ли неудовлетворение Арона Майберга с тем, что одна группа акционеров может получать дивиденды от компании за счет поставок топлива и лизинговых платежей, а вторая – нет. Не секрет, что топливо поставляет Укртатнафта, где есть доля Коломойского, а в числе лизингодателей есть его фирмы. Майберг жалуется, что топливо в Украине существенно дороже, чем в Европе.

– Я оценивал контракты с Укртатнафтой, когда пришел в компанию. У нас лучшая цена на рынке Украины. Я не могу ее назвать, но там есть формула, она привязана к Platts. Сколько компании ни предлагали топливо (мы бы рады были для баланса иметь другие контракты), но ни от кого не получили лучшей цены.

Лизинговые платежи практически одинаковые для всех компаний. Мы соблюдаем паритет. Никому не платим ни больше, ни меньше. Стоимость лизинга – абсолютно рыночная. Я, например, не знаю, кому какие компании принадлежат, ни одного этого контракта не заключал. Они заключены до меня.

– Кого вы лично воспринимаете бенефициарами компании?

– Не вся информация, связанная с корпоративной структурой, доступна мне, как руководителю компании. Я вижу только то, что есть в официальных документах. Есть вопросы, которые получили всеобщую гласность, и я их знаю так же, как все. Но в документах я подтверждений этим вещам не нашел. И я отношусь к этому просто: как руководитель компании я работаю согласно уставу. И я не хочу выходить за рамки этого восприятия (в 2019-м в интервью LIGA.net Дыхне рассказывал о собеседованиях перед назначением у Майберга и короткой встрече с Коломойским. – Ред.).

– Ваше незнание – это зонтик?

– Конечно. Мой зонтик – это устав компании. Если кого-то из акционеров это не устраивает, то, возможно, другого – как раз устраивает. Моя субъектная независимая позиция может быть воспринята акционерами по-разному. Но это совершенно не значит, что я, не удовлетворяя интерес одного акционера, удовлетворяю интерес другого. Нет.

– По закону, компания обязана раскрыть подробную структуру собственности вместе со всеми акционерами и лицами, которые оказывают влияние.

– Насколько я знаю, это требование сместили до июня 2022 года. Когда я законным способом буду проинформирован о конкретных бенефициарах компании, тогда и смогу судить об этом. А сегодня я, как и все, пользуюсь общепринятой информацией. Конечно, в СМИ легче продается "МАУ Коломойского", а не просто МАУ. Я смотрю на это с улыбкой, ну пусть так, если так нам легче донести какую-то информацию.

– Кто из юристов ведет ваше дело в суде с Майбергом?

– Человек, которому я могу довериться. А доверие – это самое главное в отношениях. Поэтому я и говорю применительно к последней ситуации: как я могу в качестве главы компании выдавать доверенность адвокатам, которым не доверяю?

– Смените в МАУ обслуживающую компанию?

– Хороший совет, главное – своевременный (смеется).

– Давайте вернемся в нынешнюю ситуацию. Вы общались с Майбергом или другими бенефициарами после новости об увольнении?

– Я принципиально не общаюсь с акционерами компании.

– Только с юристами?

– Нет, по рабочим вопросам с Майбергом я общаюсь в рамках устава как с председателем наблюдательного совета. Большей частью в рабочей переписке как президент с главой набсовета. Других отношений у нас нет с марта 2020 года.

– Получается казуистика. Вы с ним общаетесь как с главой набсовета, но не как с акционером.

– На самом деле, для меня как президента компании нет акционеров. Есть собрание акционеров как орган, в который я обращаюсь с письмами, когда есть волнующие меня вопросы и они относятся к их компетенции. А есть вопросы, которые касаются наблюдательного совета. Я ведь ограничен в полномочиях.

– Из ваших слов следует, что вы сами решили не уходить, ни с кем не консультировались, кроме личного адвоката. Вы говорили с Игорем Коломойским?

– Я не общаюсь с ним и дистанцируюсь одинаково от всех акционеров. Это мой иммунитет в компании, и я это очень ценю. Я принял это решение абсолютно самостоятельно. И цель моего иска как раз увидеть тот протокол, которым меня уволили. Или протокол, которым отменили это решение.

В компании же ничего не произошло. В судебном процессе я хочу истребовать эти протоколы у тех юристов, которые так творчески подошли к вопросу.

МАУ – не лоукост

– Арон Майберг говорил, что вы не реструктуризировали бизнес таким образом, чтоб компания могла конкурировать с лоукостами. И в этом причина увольнения. Вам по сути ставили задачу сделать из МАУ лоукост?

– Нет, не ставили. Стратегию компании, начиная с декабря 2019 года, мы формировали совместно с наблюдательным советом. В 2020 году произошли события, которые не дали реализоваться планам! Стратегии стать лоукостом никогда не было. Если бы МАУ стала лоукостом, она бы быстро потеряла свои преимущества хабового перевозчика и исчезла бы с украинского неба. Хотя мы идем по пути изменения затрат, изменили многие сервисы. В этом мы похожи на лоукосты.

Наша модель – правильная. Но многое, конечно, зависит от восстановления рынка. Мы прогнозируем, что в самом лучшем случае он вернется к показателям 2019-го только в 2024 году. А у нас было более 8 млн пассажиров.

– В 2021-м будет 3 миллиона?

– Да, и это неплохо. В том числе благодаря изменению модели. Раньше у нас на чартерные рейсы приходилось 10% перелетов, мы по большому счету покрывали ими окна простоя самолетов. Сейчас на чартеры приходится 60% всего объема перевозок.

– Критерием эффективности может быть изменение затрат на перевозку одного пассажира. Как они изменились с 2019 года?

– Не буду называть цифры, но у нас практически такие же затраты на одного пассажира, как в 2019 году. И это большой успех.

- Корректно ли для расчетов будет просто разделить себестоимость из отчета на объем перевезенных пассажиров?

– Нет, потому что есть много переменных, которые не зависят от компании – цена топлива и т.д. Я говорю об операционных затратах, которые компания сама контролирует. А цена топлива – это минимум 35% в стоимости билета. Для меня важно, что при уменьшении объема перевозок в три раза мы добились такой же цены на кресло-километр (так корректно считать в авиации) – это большой успех. Когда мы увеличим объемы перевозок, эта цена будет уменьшаться.

– С Европой теперь "открытое небо". Что интересного планируете на следующий год?

– Мы построили планы исходя из прогноза: в апреле-мае 2022 года будет относительная свобода от пандемии и не будет ограничений [в путешествиях]. В бюджете 2022 года мы заложили (и нам его недавно подтвердил набсовет) полеты во все столицы Европы, дальнемагистральные рейсы – Нью-Йорк, Торонто, Дели.

При этом мы хотим сделать модель не двухволнового хаба – стыковки утром и вечером, – а три волны. Это сложнее, но мы существенно снизим затраты. Будет выше утилизация флота, равномернее распределение персонала. Борисполь тоже заинтересован в более ровной работе. Мы ведем с ними переговоры.

– Когда набсовет утвердил эту стратегию?

– Вчера (беседа состоялась 16 декабря. – Ред.).

– Получается, конфликт не мешает вам общаться с набсоветом?

– Все отношения происходят согласно уставу, и мне это не только не мешает, а наоборот помогает. Я действую по правилам, эта ситуация заставляет наблюдательный совет тоже действовать по правилам.